Испытание выживанием - Айя Сафина

– Да! Проверь визиты Калеба к Триггеру!

– По всей базе подслушивающих устройств как тараканов напичкано, неужели у Триггера их нет?

– Задайся же вопросом, почему!

Наконец, Крайслер не выдержал гама голосов и заорал:

– Заткнулись все!

Странным образом его басовитый яростный рык всегда под корень обрубал любой гомон в помещении, как дезинсектор. Казалось, что даже крысы застыли в изумлении, словно приказ Крайслера и на них распространялся. Бедняжка Ратнабхадра так испугалась, что забилась в карман брюк Ноа и спряталась под его рукой.

Крайслер развернулся в коридоре так, чтобы всем заключенным по обеим сторонам коридора было видно выражение его лица.

– Касательно командира Маяка, – начал он медленно, – мне откровенно наплевать на его причастность к мятежу, потому что он уже труп. Надеюсь, зараженные отменно полакомились его кровью!

Бриджит зажмурилась, сдерживая слезы и жуткие картины перед глазами, которые родились в ответ на реплику Полковника, которая вполне вероятно оказалась недалекой от реальности. Дальнейший разговор ей был уже неинтересен: личная потеря больнее целого конца света.

– А раз трупами мне заниматься неинтересно, то все свое внимание я сосредоточу на вас. Уж поверьте!

Никто не произнес ни слова.

– Расследование уже ведется. Все трое арестованных лидеров повстанцев перед расстрелом сознались в том, что помимо них в заговоре участвовали и другие лица, – продолжал Крайслер.

– Под твоими пытками грех не сознаться, – фыркнул Тормунд.

Крайслер медленно подошел к решетке самого языкастого. Его тень легла на Тормунда, как надвигающаяся смертельная волна цунами. Тормунд чуть отпрянул. Крайслер даже без физического тела демонстрировал свое превосходство.

– Скажи спасибо, что я их пытками не убил. Скажи спасибо, что я сразу не убил тебя, и твою подружку, и твоего громилу-сержанта, и всех вас остальных!

С этими словами Полковник осмотрел каждого заключенного за решеткой. Его голос снова набирал обороты.

– Приказ о расстреле должен быть подписан всеми Полковниками! Две подписи уже есть, не хватает лишь моей. И я вот настолько близок, чтобы ее поставить! – снова кричал он, сжимая указательный и большой пальцы.

В блоке царила тишина.

– Но я отдам должное Генералу. Я почту его память верой в им же созданный уклад, который все эти сорок лет спасал наши задницы от загнивания на базе! Я почту его имя, которое вы все осрамили своим предательством! Я почту человека, который спас вам жизни и которого вы в благодарность убили! Своими ли руками, поспособствовали – мне неважно! Я уважу его честь верой в справедливый суд! И потому, и только потому (!) я проведу расследование!

Заключенные переглядывались между собой, понимая, что расследование лишь оттянет их казнь. Триггер не позволит оставить их в живых, ведь они – не просто живое доказательство вины Триггера в смерти Генерала, они еще и сверкающая надежда для людей вернуться на поверхность, чего Триггер ни за что не допустит.

– Полковник, пожалуйста, не верьте Триггеру. Не ради нас и не ради Генерала. Не верьте ему ради себя самого. Вы теперь остались один на один с демонами, – произнес Ноа, пряча в ладонях Великолепную прелесть.

Крайслер сверлил Ноа долгим взглядом, полным ненависти. А все потому, что как бы он ни старался, но Падальщики яснее остальных видели ситуацию, сложившуюся в Генералитете. Четыре десятилетия неизбежно прокладывали границы между старожилами-вояками из-за созревающих мировоззрений, преследующих одну цель, но так явственно разнившихся в методах ее достижения. Генерал видел спасение людей в совместных усилиях сильных и слабых, и это мнение поддерживал Крайслер. Триггер же с Трухиной всегда норовили сместить ценности Генерала в сторону сильных, именно эти двое становились инициаторами законов о сокращенных витаминных добавках для немощных жителей, они продвигали идею гуманных смертельных инъекций для тех, кто по каким-либо причинам – старость или инвалидность – не мог приносить пользу обществу Желявы.

И теперь, когда Генерал мертв, Крайслер остался один на один с живодерами Триггером и Трухиной, прекрасно осознавая, что при первой же возможности эти двое избавятся от Крайслера, как от гнилого зерна в элеваторе. В Крайслере крепче остальных засели семена Генеральских принципов, волею судьбы ставшие презренными в глазах Триггера. И сейчас ему следовало вести игру очень аккуратно, как вести машину по узкому мосту над ущельем – одно неверное движение, и он труп.

Для того Крайслер и явился этим вечером в тюрьму – проверить свои выводы на прочность. И как оказалось, его тревожные умозаключения имели все шансы на то, чтобы оказаться реальностью. Удивительным образом ненавистные ему отряды специального назначения озвучили его сомнения вслух, они были одного с ним мнения, и теперь Крайслер думал, раз Генерал души не чаял в Падальщиках и вознес их чуть ли не до статуса богов для последних остатков человечества на земле, то возможно, Крайслеру следует принять и эту истину, в которую верил Генерал? Даже если эти предатели косвенно виноваты в его смерти.

Отчаянные попытки Корвина оспорить доводы Падальщиков в свою защиту лишний раз убедили Крайслера в том, что здесь ведется нечестная игра. И вопрос в голове Крайслера, который не переставал мучить его ни во снах, ни наяву, это: хватило бы Триггеру дерзости отстаивать свои ценности, жертвуя собственными старыми друзьями, типа Генерала?

Когда звуки шагов и металлического лязганья дверных замков обозначили уход Полковника из тюремного блока, оцепенение отпустило бывших солдат.

– Триггер не позволит ему оправдать нас, – произнес Тони.

– Само собой.

– Он же не идиот.

– Далеко не идиот.

– Нас все равно прикончат.

Заключенные снова возвращали свои тела на холодный бетонный пол, отдаваясь в объятия томительного ожидания смерти.

И снова часики на бомбе затикали в такт обратного отсчета. А когда они не тикали?

16 января 2072 года. 10:00

Куки

Не знаю, что там происходит между Кейном и Тесс, но их уединения в лаборатории уже третий день ни для кого не проходят бесследно. А для Божены не бессимптомно. Она уже четвертой зубочисткой ковыряется в зубах с таким видом, словно обещает вонзить каждую из них в глаз Тесс.

– Божена, а можно этим заниматься в туалете? Ты так громко чавкаешь, словно у нас здесь верблюд завелся! – взмолился поваренок Свен.

– Пошёл в жопу, – холодно ответила Божена.

– Кто-то сегодня не в настроении…

– Кто-то уже третий день не в настроении, – подмигнул Фабио Ульриху в ответ на его комментарий.

Оба спрятали свои улыбки в тарелках с переваренной овсяной кашей, продолжая переглядываться и кивать в сторону ревнивой фурии.