Поле бесчестья - Дэвид Марк Вебер

Облик этого офицера резко контрастировал с обликом его первого помощника, ветерана рейда на Ворон и второй битвы при Ельцине, темнокожей зеленоглазой смуглянки, майора Сьюзен Хибсон. Рядом с полковником женщина могла показаться хрупкой – если бы не суровое, даже более суровое, чем у ее командира, лицо. С тонкими чертами, но столь решительное, что всякий увидевший его понимал: с этой особой лучше не ссориться.

После звезды Ельцина превратности службы развели этих двоих, и, увидев их вместе, Хонор искренне порадовалась. И за них, и за морскую пехоту «Ники»: не приходилось сомневаться в том, что эта парочка живо счистит с бойцов всю ржавчину.

Она поставила бокал на стол, и вышколенный официант тут же возник ниоткуда, чтобы его наполнить. Обойдя столик, он проверил, полны ли остальные бокалы, и, не сказав ни слова, исчез. Ей подумалось, что официант неплох, но ему не помешало бы взять несколько уроков ненавязчивости у ее собственного стюарда. Впрочем, не исключено, что обслуживающему персоналу ресторана предписывалось находиться на виду у клиентов, дабы те ощущали постоянную заботу.

Улыбнувшись, Хонор подумала было, не подозвать ли его снова, чтобы заказать чашку какао, однако пока эта мысль вертелась в ее голове, она успела удовлетворить тягу к сладкому, поев пахлавы. К тому же, попросив какао, она дала бы повод Полу лишний раз пройтись по поводу ее неумения подбирать напитки.

Отказавшись, пусть не без некоторого сожаления, от этой, возможно, не самой удачной идеи, Хонор предложила Нимицу еще одну веточку сельдерея. Стоит заметить, что, когда она заявилась в ресторан с котом, метрдотель и глазом не моргнул. Здесь, на Мантикоре, древесные коты встречались нечасто, однако распорядитель ресторанного зала невозмутимо приказал официанту приставить к столику высокий стул, равно пригодный как для младенца, так и для древесного кота. Нимиц устроился на нем с достоинством воссевшего на трон монарха. В официальных случаях он всегда держался за столом безупречно, а сегодня превзошел самого себя. Правда, и сельдерея ему досталось больше, чем обычно. Хонор не слишком баловала кота любимым лакомством, поскольку его ферменты плохо справлялись с расщеплением земной клетчатки, однако праздник есть праздник.

Она почесала его за ушами. Кот блаженно похрустывал зеленым стеблем.

– До сих пор удивляюсь тому, что он ест зелень, дама Хонор, – заметил Нефстайлер. – Может быть, хоть теперь она ему надоест?

– Средняя продолжительность жизни сфинксианского древесного кота составляет двести пятьдесят лет, – возразила Харрингтон, – и нет никаких свидетельств того, чтобы за этот срок хоть одному из них надоел бы сельдерей.

– Да ну?

Голос Нефстайлера прозвучал лукаво, и Хонор покачала головой.

– Точно говорю. Мне и самой случалось пожурить его за излишнее пристрастие к сельдерею, но в известном смысле это даже хорошо.

– Неужели? – воскликнул Пол Тэнкерсли. – Вот уж никогда бы не подумал! Во всяком случае памятуя, как достается мне, когда я даю ему веточку-другую.

– Это потому, что ты его балуешь, – заявила Хонор с деланной строгостью. – К тому же, говоря «это хорошо», я имела в виду не личные вкусы Нимица, а склонности древесных котов как вида.

– А в этом-то что хорошего? – полюбопытствовал Нефстайлер.

– Потому что именно сельдерей свел людей и котов вместе.

– Ну-ка, расскажи! – воскликнул Тэнкерсли, откидываясь в кресле. – Хотя ты, наверное, загибаешь.

Нимиц, на миг прекратив жевать, смерил его презрительным взглядом, и Хонор улыбнулась.

– Ничуть, я говорю вполне серьезно. Высадившись на Сфинксе, люди поначалу не обратили на котов внимания. У первых колонистов забот было выше крыши, так что котов они попросту не замечали и уж всяко представить себе не могли, насколько они разумны. Думаю, дело прежде всего в размерах. До сих пор человечество не сталкивалось с разумными существами со столь незначительной массой тела и, естественно, подобной встречи не ожидало. Мне, во всяком случае, это представляется единственным разумным объяснением того, что разведывательные отряды ухитрились проглядеть факт использования котами орудий.

– Надо же, я никогда об этом не слышал, – прогудел полковник Рамирес. Гулкое звучание его баса, вполне соответствовавшего бочкообразной груди, несколько смягчалось музыкальными обертонами. – То есть я, конечно, ничуть не сомневаюсь, что так оно и есть, но коты всегда интересовали меня, и я прочел о них кучу всякой всячины, а вот про инструменты ничего не припоминаю.

– Ничуть этому не удивляюсь, Томас, – откликнулась Хонор. – Более того, надо полагать, сведения об их социальной организации тоже были крайне скудными. Я права?

– Ну, коли уж зашла речь, мэм… – Рамирес потер подбородок… – Об их физиологии, равно как и об узах, связывающих их с приемными людьми, написано немало, только, по правде сказать, не слишком вразумительно. Похоже, у каждого «специалиста» имеется собственное мнение насчет того, как это осуществляется.

– И никто из них не может предложить ничего большего, чем гипотеза, так? – спросила Хонор, и Рамирес кивнул. – А все дело в том, что люди, по-настоящему сведущие в этом вопросе, не склонны распускать язык. Я не стала бы называть это «заговором молчания», однако ксенологи, прилетающие на Сфинкс для изучения популяции, либо сами оказываются в числе приемных людей, либо улетают восвояси, так ничего толком и не узнав. Руководство и сотрудники Комиссии по лесному хозяйству Сфинкса – сплошь из приемных людей, а поскольку древесные коты объявлены охраняемым биологическим видом, лесное ведомство на законном основании препятствует попыткам нарушить их естественную среду обитания путем установки камер слежения и тому подобных устройств. Впрочем, такое отношение к котам свойственно всему населению Сфинкса. В результате при всем изобилии литературы по своей информативности она не достигает и уровня школьного учебника. А ведь коты, несомненно, изготавливают орудия труда. Каменные – наши умники соотносят этот уровень развития с земным неолитом, – но взглянули бы вы на кремневые топоры, сделанные в некоторых сообществах. При этом коты не имеют склонности к украшательству: они делают только функциональные предметы, ну а тем, кто по примеру моего проглота обзаводится приемными людьми, инструменты и вовсе без надобности. Все тяжелую работенку делаем за них мы.

Нимиц издал звук, похожий на презрительное фырканье, и Хонор, хмыкнув в свою очередь, вручила ему веточку сельдерея. Подношение было принято с подобающей снисходительной благосклонностью, и Харрингтон смогла снова уделить внимание гостям.

– Должна сказать, что в первые три местных – а это около шестнадцати земных – года освоения Сфинкса поселенцы контактировали с котами еще реже, чем разведывательные отряды. Коты на глаза не лезли – им хватило ума тихонько присмотреться к новым соседям, – а колонистам при их занятости было не до каких-то там котов. Все изменилось после того, как люди построили теплицы и, удовлетворив потребности в основных продуктах, стали выращивать зелень и всяческие приправы. Я лично подозреваю, что все это время коты внимательно и незаметно следили за всеми действиями поселенцев, – поверьте мне, в дикой природе вы никогда не увидите кота, пока он сам вам не покажется, – ну а людям просто не приходило в голову запирать теплицы. А вскоре из теплиц стал бесследно исчезать сельдерей.