Три господина ночи - Жюльетта Бенцони

– Для того чтобы так много знать, сударыня, – произнес он, понизив голос и испытывая на собеседнице на этот раз вполне реальный магнетизм своего взгляда, – вы должны быть… посвященной? Неужели мне выпало безмерное счастье встретить здесь наконец сестру по духу?

Огонек, вспыхнувший в глазах маркизы, доказал ему, что он попал в точку.

– Ваша догадка верна, – прошептала маркиза, – и я очень рада с вами познакомиться. Мой племянник сказал, что у розенкрейцеров вы достигли степени магистра.

Рука Казановы поспешно легла на руку маркизы и многозначительно ее сжала.

– Тише! Некоторые слова опасно произносить… даже посвященным. Разве вам неизвестно, что эта гостиная – нечистое место?

Испугавшись, она принялась извиняться и униженно молить «Учителя», чтобы тот соблаговолил нанести ей визит в ее собственный особняк, где она сможет более свободно изъясняться и где он сможет одарить ее своими бесценными знаниями. Разумеется, Казанова со всем величием, какого требовали обстоятельства, согласился нанести ей этот «дружеский» визит.

«Если бы я мог разубедить ее, – напишет он позже в своих „Мемуарах“, – думаю, я попытался бы это сделать. Но я с первого же дня убедился в том, что ее помешательство неизлечимо. А потому я решил, что наилучшим выходом будет потворствовать ее безумию и использовать его к своей выгоде…»

Вот уж правда – точнее не скажешь.

Оказавшись в лаборатории на набережной Театинцев, «Учитель» прежде всего заметил большую реторту, которая подогревалась на спиртовке под присмотром глухой старухи.

– Этот порошок, – с серьезным видом пояснила ему хозяйка дома, – стоит на огне уже пятнадцать лет и должен так простоять еще года четыре, а может быть, и пять лет. Служанка, которую вы видите перед собой, специально приставлена для поддержания огня. Когда истечет срок в двадцать лет, порошок приобретет способность обращать в чистейшее золото любой металл, который с ним соприкоснется. Но это не самое главное мое достижение.

Бросив испуганный взгляд на реторту, где медленно прокаливалась ртуть, и на удивительную весталку, к ней приставленную, Казанова со всей приличествующей отменному розенкрейцеру серьезностью выслушал объяснения маркизы, касавшиеся того, каким образом она надеется в один прекрасный день превратиться в красивого юношу. Впрочем, вера в собственные силы нисколько не помешала госпоже д'Юрфе, закончив свой рассказ, обратиться к Казанове с вопросом, в его ли власти помочь ей в этом.

Он, не отвечая, лишь медленно покачал головой с видом человека, глубоко погруженного в свои мысли. Затем, поскольку маркиза продолжала приставать с расспросами, он наотрез отказался немедленно дать ответ и ограничился заявлением, что дело это исключительно важное и потому требует от него долгих размышлений при полной сосредоточенности.

Так он «размышлял» добрых три месяца, не переставая приятнейшим образом развивать свои отношения с Манон, которая была от него без ума и уговаривала объявить об их помолвке. С другой стороны, госпожа д'Юрфе, охваченная безумной надеждой, принялась буквально облизывать «дорогого Учителя» и осыпать его богатыми подарками, полагая, вероятно, что это будет способствовать его ученым размышлениям. Наконец он соизволил вынести свой вердикт.

– Не сердитесь на меня за то, что я так долго вас томил, – в конце концов сказал он ей. – Мои колебания были вызваны только лишь той привязанностью, которую я к вам испытываю.

– Я вас не понимаю. Если вы любите меня, друг мой, вы не можете не желать помочь мне осуществить мое намерение.

– Конечно же, я этого желаю – ради вас; тем более что, как выяснилось, вполне в моих силах сделать все необходимое. Вы можете заметить, я вполне искренен с вами. Но буду искренним до конца: я боюсь. Знаю, что это эгоистический страх, но боюсь.

– Да чего же, боже правый?

– Потерять вас, нежная моя подруга! Поймите же, что для того, чтобы превратить вас в юношу, я должен уничтожить то, чем вы являетесь сейчас. Эта мысль для меня непереносима.

Польщенная маркиза д'Юрфе в ответ рассмеялась:

– Раз уж я легко с ней смирилась, то и вам не следует терзаться. Я давно свыклась с мыслью о том, что мой нынешний облик должен исчезнуть, уступив место той внешности, которую я изберу. Это в порядке вещей…

Когда имеешь дело со столь решительной женщиной, довольно легко можно обойтись без излишних церемоний. После долгих вздохов и колебаний Казанова наконец дал маркизе вырвать у него тайну удивительного магического обряда, который необходимо было совершить для того, чтобы мечта его подруги могла осуществиться.

– Весь секрет заключается в том, – сказал он, – чтобы переселить вашу душу в тело ребенка мужского пола, рожденного от моего совокупления с девой божественной природы, и эту деву нам еще предстоит отыскать. Я перестану быть самим собой и сделаюсь воплощением волшебника Гульнуара; впрочем, Гульнуар и есть мое каббалистическое имя. Что касается вас, то вы должны будете присутствовать при рождении ребенка в вашей собственной каббалистической ипостаси…

– Я всегда считала себя воплощением Семирамиды и потому избрала для себя это имя.

– Превосходно! Как только ребенок появится на свет, вы возьмете его на руки и затем будете держать его при себе, в вашей собственной постели, в течение семи дней и семи ночей. По истечении этого времени вы, прижавшись губами ко рту ребенка, передадите ему свое дыхание, после чего тихо угаснете, а ваша душа вселится в тело мальчика, который, разумеется, не покинет меня до тех пор, пока не станет взрослым мужчиной.

Любая мало-мальски здравомыслящая женщина возмутилась бы, выслушав такое необычное предложение, которое к тому же не сулило ей никаких радостей. Однако маркиза пришла от него в восторг и стала торопить своего милого Гульнуара как можно раньше приступить к осуществлению задуманного.

Само собой разумеется, что для дерзкого авантюриста такая невероятная доверчивость обернулась редкой удачей, поскольку приготовления к этому незабываемому «переселению души» должны были затянуться надолго и потребовать больших расходов. Но у маркизы д'Юрфе до того ум за разум зашел, что она готова была проглотить все, что угодно, держа наготове широко раскрытый кошелек. Ее дружба простерлась так далеко, что она привела к своему милому Гульнуару еще одну особу, готовую снабжать его средствами: ее подруга, графиня де Румен, страдала множеством физических недомоганий, существовавших по большей части лишь в ее воображении, и никак не могла обойтись без забот великого человека.

Как раз в это время произошло событие, глубоко омрачившее приятнейшее существование обитателей дома на улице Ришелье, где все еще жил маг по случаю. 16 сентября 1758 года умерла от чахотки Сильвия Балетти. Как и все прочие члены семьи, ставшей ему по-настоящему родной, Казанова искренне оплакивал эту прелестную добрую женщину, которая так много для него сделала. На смертном одре Сильвия взяла с него клятву позаботиться о Манон, он даже пообещал жениться на ней, но не называл точных сроков, поскольку теперь брак не так уж сильно его привлекал. Какой бы искренней ни была его влюбленность, как ни очаровала его Манон, он все же мыслил достаточно трезво для того, чтобы понимать, что никогда по доброй воле не сможет ограничиться одной женщиной, если жизнь каждый день дарит ему новых подруг.