Венецианская маска. Книга 1 - Розалинда Лейкер

— Ох, Доменико, что же это за вечер! Твоя жена осталась дома играть в карты и правильно сделала.

— Согласен с тобой, Себастьяно. Мне не хотелось тащить ее сюда за собой в такую погоду.

Мариэтта затаила дыхание. Неужели это был шанс увидеть лицо, скрываемое той самой золотой маской? Ей вдруг страстно захотелось, чтобы этот человек отправился за ближайшую ширму и снял маску. И, к ее удивлению, он так и поступил, за ним последовали двое его приятелей. Без малейших угрызений совести Мариэтта ухватилась за решетку и подтянулась повыше, чтобы разглядеть лицо Доменико Торризи.

Лицо и маска, как братья-близнецы, точно повторяли друг друга: широкий лоб, широкоскулое лицо, длинный, крупный нос красивой формы, резко очерченные ноздри, заметно выдававшийся вперед решительный подбородок, красивый рот, своеобразный изгиб нижней губы которого свидетельствовал о необычайной чувственности Доменико. Она успела рассмотреть его серые глаза очень своеобразного оттенка, которые даже в минуты отдыха выглядели настороженно. Сегодня этот человек отдыхал в компании своего друга и еще одного синьора, поразительно. похожего на Доменико — не иначе его родной брат. И хотя все трое были в неизменных напудренных париках, по черным, прямым бровям Доменико она определила и цвет его волос под париком.

— Что-то не хочется сегодня играть в «фараона», — заметил он, разглаживая шелковый бант на груди. — А ты решил, Антонио? — Он обращался к тому, который показался ей его братом.

— Я слышу, как меня зовет перекатывающийся кубик для костей, — Антонио потряс в воздухе сжатым кулаком с воображаемым кубиком о шести гранях, и в его глазах зажегся огонь.

— А ты, Себастьяно?

— А я пойду переброшусь в карты с Доменико, — последовал ответ. И когда рука лакея снова с той же услужливостью подала им маски, заметил. — Вижу, что наши бауты снова в порядке.

Скрыв лица под масками, все трое отправились в один из залов, где шла игра, ничего не подозревая о том, что одна из девушек Оспедале делла Пиета, убедившись, что ее наставница сестра Сильвия придремала в кресле подле камина, бесшумно бросилась к следующей решетке, чтобы и дальше следить за их передвижением. Свет свечей огромных канделябров играл на атласе сюртуков цвета темно-красного вина. Две женщины, державшие у лица полумаски на ручках из слоновой кости, зазывно улыбнулись, но их ждало разочарование: трио распалось — Антонио направился туда, где метали кубик, Доменико и его приятель — к другому столу, и вскоре все исчезли из поля зрения Мариэтты.

В этот вечер она не видела Доменико до тех пор, пока не допела свою последнюю песню, уже перед рассветом. Когда она исполнила почти всю песню, вдруг увидела его выходящим из игорного зала и, судя во всему, решившим отправиться домой в одиночку. Оттуда, где она стояла, он был виден совершенно отчетливо. В накинутом на плечи плаще он стоял и словно чего-то или кого-то ждал, время от времени поглядывая на решетку и даже, как показалось Мариэтте, прислушиваясь. Лишь после того, как утихла последняя нота, спустился вниз по мраморным ступеням лестницы.

После сна до полудня — привилегии, которой пользовались хористки, вернувшиеся с таких вечеров, Мариэтта рассказала Элене обо всем происшедшим на ридотто.

— Ну вот, теперь мое любопытство удовлетворено, — сказала она. — Маска завершила полный круг. Все стало на свои места. Мне известно, как выглядит тот, кто носит ее, он слышал, как я пою, но ему никогда не узнать, кто сделал для него эту маску.

Элена, слишком хорошо знавшая подругу, подумала, что, несмотря на внешнюю браваду, голос Мариэтты звучал так, как он звучит у человека, не уверенного в том, что бес изгнан.

Не проходило дня, чтобы маэстро не получал приглашения выступить с хором или оркестром на каком-нибудь концерте или просто вечере. Иногда они устраивались по торжественным случаям, но чаше всего — без особого повода. Когда попросили прислать певицу и квартет, чтобы провести небольшую музыкальную интерлюдию на ужине по случаю помолвки, маэстро принял решение отправить Элену. Мариэтта помогла ей при составлении программы предстоящего выступления, и маэстро одобрил их выбор. Чего Элена не могла ожидать, так это присутствия Марко Челано в числе приглашенных. Стоило ей увидеть молодого человека, как ее сердце отчаянно забилось, и на нее снова нахлынули романтические воспоминания, которые она так долго пыталась подавить.

Вечер не относился к числу официальных, и посему никаких галерей для выступавших не предусматривалось. И Элена, и музыканты расположились прямо перед публикой. Гостей было не более трех десятков, и все они расселись на расставленных полукругом стульях. Именно на таких вечерах девушкам из Оспедале предоставлялся редкий случай, хотя и не без традиционного надзора за ними, но все же иногда завязывать знакомства. Обычно это происходило в антрактах, когда подавали кофе и появлялась возможность пообщаться с гостями. Пока Элена пела, она не раз встречалась с веселым дружелюбным взглядом Марко, тем более, что их разделяли всего несколько метров. Поэтому она ничуть не удивилась, оказавшись в его обществе. Он подвел девушку к банкетке.

— Здесь очень удобное место, вдали от глаз остальных, — заметил он, когда они уселись. — Большая честь познакомиться с вами. С тех пор как я услышал вас впервые, мне не дает покоя ваш голос.

У Элены слегка закружилась голова от такого признания и близкого присутствия Марко. Казалось, этот человек овладел не только ее вниманием, но и всем ее существом без остатка. Девушке на секунду почудилось, что он каким-то мистическим образом сумел проникнуть в ее кровь, и теперь та бежала быстрее. Но, несмотря на мощный наплыв эмоций, ей все же удавалось сохранять видимость хладнокровия.

— Когда же это было? — спросила она, стараясь не показать ему, что польщена, и почти не сомневаясь, что он этого помнить не мог.

— О, я прекрасно запомнил тот вечер. Тогда еще случилось небольшое недоразумение, досадный эпизод, касавшийся меня и Торризи, но потом я вдоволь насладился концертом и, в особенности, вашим пением.

Стало быть, помнил! Когда лакей наливал ей кофе, Элена от души старалась, чтобы ее пальцы не дрожали. И, к счастью, это ей удавалось. Она будто издали слышала свой ровный голос, автоматически отвечала на вопросы, но вскоре Марко произнес нечто такое, что лишило ее дара речи.

— Я все о вас знаю, маэстра[4]Элена, — тихо сказал он.

У нее перехватило дыхание.

— Что вы хотите этим сказать?

— Лишь то, что сейчас вам семнадцать лет, и вы для меня, словно открытая книга. Я знаю, где именно в Венеции вы родились, как вас пестовала ваша бабушка, вернее, двоюродная бабушка. Мне известно, кто ваш опекун, и я даже могу назвать точную дату вашего поступления в Оспедале делла Пиета.