Роковой сон Спящей красавицы - Мария Очаковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот люблю я с тобой по театрам ходить. Ты все расскажешь, объяснишь… А художник кто? Твой Шитиков?
– Нет, боже сохрани! Сюда его не допустили. – Арина остановилась у нужного ряда, ожидая, пока капельдинерша, немолодая дама в форменном сером костюме, рассыпаясь в комплиментах, не усадит в кресла известного телеведущего и его спутницу.
Да, места им достались явно блатные! Ряд 13, срединные кресла – отсюда вся сцена была как на ладони, идеальный обзор.
– Арина Ивановна, дорогая моя! – услышала она за спиной и обернулась. Помахивая программкой, к ней приближался холеный господин во фрачной двойке – Арнольд Михайлович Каратов. Балетный агент, театрал – он часто мелькал на разных московских тусовках, приходил и к ним на презентацию «Лемешева». Они были знакомы давно, но не слишком коротко.
– Добрый вечер, рад вас видеть, Ариша. Вы, как всегда, очаровательны. О! Вы с подругой! Представьте нас, пожалуйста. Юлия. Очень приятно. Арнольд. Будем знакомы. – Сверкнув обаятельной улыбкой, Каратов церемонно приложился к ручкам обеих дам.
Его подчеркнутая светскость была родом из прошлого, великого театрального прошлого, когда театр – храм, спектакль – событие, а актеры – небожители. На фоне нынешней случайной зрительной массы он и сам выглядел ретрообразно и в то же время на удивление естественно.
– Вы тоже на Вареньку пришли взглянуть? Хороша! Слышал про ваши неприятности в музее, ох, кинжал в грудь по рукоятку… Очень сочувствую! Все эти сплетни действуют на нервы. Вот вам моя визитка, вдруг случится позвонить. А ваш телефон не черкнете? Покорно благодарю. Приятного вам вечера. – И Каратов с поклоном удалился.
– Савинова! Он тебя клеит! – с лукавой улыбочкой заметила Юлька, одержимая идеей устроить личную жизнь подруги.
– Ничего подобного.
– Ну-ну, рассказывай… – И, оставшись при своем мнении, она сменила тему. – Слушай, а что там с вашим преступлением века? Вора нашли?
Арина громко вздохнула:
– Умоляю тебя, Беляева, не надо об этом, а то меня уже тошнит.
– Да я что, я ничего… Я вот смотрю, что люди на билеты потратились, а на цветочки уже не наскребли.
– Здесь цветы приносят к администратору заранее, внутрь вкладывают записочку «для кого». А может, не только записочку… – объяснила Арина. – Мой знакомый рассказывал, что его поклонницы вкладывали ему в букеты… вообрази, облигации трехпроцентного займа!
Юлька прыснула, потом, вдруг что-то вспомнив, принялась рыться в сумке и, достав оттуда театральный бинокль, нацелила его на знаменитый потолочный плафон. Но Аполлон с танцующими по кругу музами стал меркнуть – свет в зале медленно угасал, в оркестровой яме пришли в движение музыканты, над центральным пультом показалась лысоватая голова дирижера. Прозвучали одинокие хлопки – заработали клакеры. Мгновение спустя по залу прокатились общие аплодисменты. Началась увертюра.
Эту новую постановку «Спящей красавицы» под редакцией Григоровича Арина уже видела и мнение свое вынесла. Из лучших побуждений, чтоб подчеркнуть значимость события, мэтр пригласил к работе над спектаклем итальянского художника-сценографа Эцио Фриджерио. И тот весьма старательно представил на сцене театр той эпохи, в которую, собственно, и разворачивается действие: и задник, и кулисы, и костюмы (над ними работала супруга Фриджерио) были типичны для XVII–XVIII вв. Однако Арине сценография итальянца показалась чересчур помпезной, тяжеловесной и перегруженной[12]. С ее точки зрения, декорации затмевали хореографический рисунок, сам танец. А вот танец-то как раз стоил того, чтобы остановиться на нем отдельно. Молодая прима Варвара Ливнева была действительно хороша. К слову сказать, партия Авроры в «Спящей красавице» – одна из самых технически сложных, в любой редакции, какую ни возьми, и Ливнева справлялась с ней отлично. Все было выполнено настолько четко, чисто и уверенно, что и придраться не к чему. В знаменитой сцене с четырьмя женихами «апломб» молодой примы, устойчивость на полупальцах, сорвал бурные аплодисменты зала. К ним, перестав наконец вредничать, присоединилась и сама Арина. Ох уж эти критики: вроде сами делать ничего не умеют, а ругать горазды.
* * *
В антракте Юлька потащила Арину в буфет:
– Бокальчик шампанского и бутерброд с икрой! Обязательно, для поддержания традиции! Я угощаю!
– Да брось ты, тут такие цены, что не подступишься! – попробовала возразить Арина, но подруга, заявив, что без шампанского не уйдет, встала в очередь.
– Помнишь, тут в буфете раньше стояла удивительная ваза в виде хрустального павлина, в него конфеты складывали? У него еще хвост серебряный был?
– Не помню.
– Видно, он тоже пал жертвой реконструкции. Но в этом случае жалко не только птичку, – проворчала Арина, когда они устроились за свободным столиком.
Юля подняла бокал:
– Я вот что тебе скажу, эта Ливнева – очень классная! Я не знаю, что там у нее с техникой, но, на мой невооруженный взгляд, она просто летает по сцене! А ты чего скажешь?
– Скажу, что техника тогда и хороша, когда ее не видно, – откусывая бутерброд с икрой, ответила Арина.
– И музыка – просто божественная!
– Между прочим, Чайковского ругали за то, что он взялся писать «музыку для ног».
– Почему?
– Балет тогда считался жанром условно музыкальным, в котором за редким исключением работали посредственные композиторы.
– Ты серьезно? Я – в шоке!
– Да-да… сюжет не ахти какой, музыка так себе – все это было вторичным, потому что на первом плане пухлые полуобнаженные нимфы выписывали акробатические кренделя, – продолжила Арина, чувствуя приятное головокружение от шампанского. – «Летают ножки милых дам; по их пленительным следам летают пламенные взоры…» Пушкин про ножки и писал.
– Не может быть! А как же мировое признание? Шедевры русского балета?
– Ну, вот со «Спящей» они примерно и начались. Первая постановка была в 1890 году. Тогда, по сути, Чайковский, Петипа, Всеволожский, он либретто писал, создали не просто шедевр, а целый новый жанр, тот балет, который мы теперь знаем и любим.
От выпитого Юлька впала в восторженное состояние:
– Ох, как же здорово, как славно! Спасибо тебе, Аришка. Только ты меня и вытаскиваешь. Честно говоря, я закисла. Работа – дом, дом – работа, муж – ребенок. Тот еще паразит, ничего делать не хочет. А сегодня просто чудесный вечер!
* * *
После спектакля подруги решили не расставаться, продлить вечер. Юлька предложила зайти в кафе.
– Да ну, теперь там даже покурить нельзя, – возразила Арина и предложила пойти к ней.
За пятнадцать минут и 350 рублей таксист домчал подруг до Замоскворечья, где на углу Малого Татарского они зашли в магазин.