Осторожно, спойлеры! - Оливия Дейд

«конечно же» не может искренне хотеть встречаться с ней, задело его за живое, заставило ощетиниться. После той отвратительной ветки он понимал, почему все пришли к таким выводам. И если понимал он, то понимала и Эйприл.

Ирония состояла в том, что при этом они не были целиком правы. Да, он пригласил бы любую на ее месте. Тролля, живущего под мостом. Королеву красоты. Любую.

Но Эйприл – не тролль. В отблесках свечей ее волосы казались сверкающим медным потоком, спадающим чуть ниже плеч, в темных глазах плясали искорки. Она не стала скрывать веснушки макияжем, и он изо всех сил старался удержаться и не считать каждую восхитительную крапинку на ее носике и круглых щеках. Он с трудом сдерживался, чтобы не пялиться на ее тело, роскошное и точно обрисованное зеленым платьем. Те грубые фанаты явно были не только жестокими. Они были дураками.

Эйприл Уиттьер была богиней. И как сын Лоуренса Кастера и Дебры Рапп, как мужчина, который сам играл полубога, он знал, о чем говорил.

Она вернулась к нему, обходя соседние столики. Ее шаги были уверенными, а подбородок высоко поднят. Может, она даже не замечала взглядов, того, что по крайней мере одна камера следила за ее движением. Может, ей было плевать. А может, она делала вид, что ей плевать.

В любом случае она сразу произвела на него неизгладимое впечатление, да и потом впечатляла его весь вечер.

Она была смешной, остроумной, практичной. Хорошей слушательницей, даже когда он говорил слишком много, слишком честно. Ее непосредственность, юмор, ум, прямолинейная манера выражаться чем-то напомнили ему Бесс.

Нет, смотреть на нее и слушать ее остаток ужина не будет испытанием.

Когда она села, он выдал приветливую улыбку, которая пять лет подряд украшала ежегодные выпуски журнала «Самые красивые мужчины мира».

– Ты услышала про мою работу. Расскажи мне, чем ты занимаешься.

– Я геолог, – сказала она и отрезала изрядный кусок курицы.

Будет ли он и дальше разыгрывать роль тупицы? Он решил, что будет, учитывая его предыдущие оговорки.

– Значит, ты составляешь карты? – спросил он.

Ее губы дрогнули, но почему-то не было похоже, что она смеется над ним. Скорее, вместе с ним. Что настораживало гораздо больше.

– Это географы. Или, скорее, картографы, – уточнила она и аккуратно отрезала кусочек стручковой фасоли. – Я иногда сверяюсь с картами по работе, но я – геолог. Проще говоря, я изучаю минеральный состав почвы.

Он не мог сказать, что когда-либо видел живого геолога. Честно говоря, картографа тоже.

– Почему ты стала геологом?

В кои-то веки простейший вопрос отражал его искреннее любопытство.

Она задумалась над ответом, постукивая зубцами вилки по тарелке.

– Наверное… – Она снова подняла глаза на него. – Когда я была маленькой, в Нортридже произошло землетрясение, и по телевизору показывали геолога. Она так увлекательно рассказывала! Так умно! Она произвела на меня сильное впечатление. Некоторое время после этого я увлекалась сейсмологией.

Он вспомнил, как сам смотрел новости про то землетрясение, но Лома-Приета[11] все же было более ярким воспоминанием.

Многие следили за матчем ежегодного чемпионата США по бейсболу. Однако он еще занимался, кипя от негодования. А потом: зловещий гул со всех сторон, звон хрупкого стекла и фарфора, треск заходившего ходуном дома, спешка в мамином голосе, когда она толкнула его под обеденный стол, за которым они вместе страдали каждый день. То, как она пыталась закрыть его голову своим телом.

Почему от этого воспоминания так больно?

– Потом, летом в старшей школе я занималась в геологическом кружке и поняла, что все-таки моя любовь не сейсмология, – продолжила Эйприл и проглотила еще кусочек курицы. – А осадочные породы.

Что ж, на этот раз его невежество не было притворным. Он не отличил бы осадочную породу от… любой другой. Желание его родителей преподавать естественные науки бледнело по сравнению с их любовью к языкам и истории.

В ее широкой улыбке промелькнул намек на лукавство, и он заерзал на стуле.

– Эта любовь длится по сей день. Грязная. Буквально.

Он торопливо глотнул воды. Прочистил горло.

– Хорошо. Почему ты так любишь осадковые породы?

Ее улыбка не дрогнула. Она наклонила голову, словно отдавая ему должное. Признавая его актерское мастерство, умение изображать из себя тупиц. Он прямо-таки слышал, как она произносит своим хриплым, но нежным голосом; «Отлично, Маркус».

Боже, он попал.

Олаф подошел долить им воды, но Маркус не мог оторвать глаз от Эйприл.

Когда она подалась вперед, ее декольте…

Нет, он не станет смотреть на ее декольте. Не станет.

– Я люблю осадочные породы…

К ее чести, она не сделала ударение на правильном слове.

– Потому что люблю истории, которые они рассказывают. Если смотреть внимательно, если ты хорошо обучен, если используешь правильные инструменты, то можешь посмотреть на определенное место и сказать, было ли там раньше озеро. Ты можешь сказать, была ли эта местность частью речной системы, проходил ли там сель после извержения вулкана, был ли там горный обвал или грязевой оползень.

Когда она говорила, ее руки рисовали в воздухе картины, повторяя движение воды и земли.

Черт! Даже с этими жестами он не понимал и половины того, что она говорила, но чертовски возбудился. Умные, состоявшиеся, влюбленные в свое дело женщины всегда были его слабостью, хотя он знал, что никогда не будет достоин их.

Эйприл подождала, пока он посмотрит ей в глаза, а затем продолжила. Каждое слово из ее уст звучало теперь как песнь сирены.

– Придется копать, – заговорила она, не отводя глаз, и он не мог отвести взгляд. – Придется внимательно смотреть, но там тебя ждет история. Она хочет, чтобы ты увидел знаки. Она хочет быть рассказанной.

Под этим ясным, спокойным взглядом ему хотелось снова спрятаться под стол. Прикрыть голову и защитить себя, пока пол под ним качается и выгибается.

Потом она взяла вилку и наколола еще кусочек зеленой фасоли, а ему удалось наконец нормально дышать. Он вдруг ощутил, что земля под ногами на самом деле не твердая и неподвижная. Она постоянно двигается. И глубоко-глубоко под безмятежной, спокойной поверхностью даже камень плавится, горит и течет.

– К тому же геология находится на стыке множества наук, – небрежно добавила Эйприл. – Химия, физика, биология – все идут в ход. Это мне тоже нравилось, потому что я интересовалась разными предметами.

Ему не следует спрашивать. Он точно не собирается спрашивать. И все-таки…

– Почему ты сказала, что это грязная любовь?

Вот.

Закрыв глаза, он уронил голову и сильно выдохнул через нос. Черт. Ему не нужно дополнительных причин желать Эйприл, когда