Звезда ведьмы - Джеймс Клеменс

Грешюм улыбнулся и отступил. Он не осмеливался зайти дальше; мальчик — или, ему следовало сказать, старик — оставался по-прежнему сильным в магии снов. Он не осмелится рисковать, входя в сны Джоаха.

Освободившись, Грешюм завершил заклинание и опустил взгляд на свое собственное тело, прямое и здоровое. Он сделал глубокий вздох и медленно выдохнул.

Хорошо было быть снова юным… юным и могущественным!

* * *

Джоах вздрогнул и проснулся, весь дрожа. Простыни на его постели были мокрыми от ночного пота и прилипли к его хрупкому телу. Кошмар остался с ним, живой и реальный. Он знал в глубине души, что это был необычный сон. Он чувствовал что-то на краю памяти. В этом не было совершенства Плетения, магии предвестий. Это было скорее похоже на реальное событие.

— Грешюм, — пробормотал он в пустоту комнаты. Пот на его теле быстро остывал, заставляя его дрожать. Он взглянул на окна, где мягкий бриз шевелил занавеси. Солнце уже село.

Со стоном он спустил ноги на пол. Прошедший день и ночь измотали его. Мышцы и суставы протестовали против любого движения. Но он знал, что только компания остальных способна стряхнуть с его сознания паутину кошмара.

Джоах потянулся к своему посоху, но, как только его ладонь коснулась окаменелого дерева, острая боль пронзила руку и дошла до сердца. Он скрючился в агонии, задыхаясь. Потом он посмотрел в сторону посоха. Его серая поверхность стала бледно-белой. Подтеки его собственной крови залили каменное дерево, устремившись из руки, что сжимала его.

Отвлекшись, он забыл надеть перчатку, случайно активировав кровавое оружие прикосновением своей плоти. Он поднял посох. Тот стал легче, послушнее — дар магической связи. Джоах чувствовал в дереве энергию снов, ожидающую использования. Как и посох, это казалось частью его тела.

Джоах направил посох и послал завиток магии. Маленькая роза выросла из наполовину наполненного таза для умывания. Джоах вспомнил, когда в последний раз он вызывал подобное создание к жизни: ночная пустыня, Шишон лежит между ним и Кеслой, и роза, созданная из песка и сна, чтобы успокоить испуганного ребенка.

Опустив посох, Джоах отпустил магию, и цветок ушел обратно в ничто. Даже рябь не тронула воду в тазике.

Лишь сон.

Воспоминание о Кесле поселило темную меланхолию в его душе. Джоах покачал посох на изгибе руки и передвинул ладонь. Сейчас ему не хотелось ничего из снов.

С разрушенной связью посох вернулся из цвета слоновой кости обратно в тусклый серый. Джоах натянул перчатку на руку и взял посох вновь. Он подошел к деревянному гардеробу. Хватит снов и кошмаров, ему хотелось общества настоящих людей.

Однако, пока он одевался, осадок от его кошмара оставался. Джоах снова увидел темного мага Грешюма, стоящего на лесной опушке, окруженного падалью и истерзанными телами. Воткнутый в землю белый посох стоял перед ним, увенчанный облаком чернильной тьмы. Затем его взгляд обратился к Джоаху, ликующий, но полный злобы. Но самым ужасным во сне была внешность мага: золотисто-каштановые волосы, гладкая кожа, сильные руки, прямая осанка и такие яркие глаза. Джоах видел, как его собственная молодость дразнит его, так близко, но невозможно дотронуться.

Вздохнув, он поправил плащ и подошел к двери. Он сжал крепче свои затянутые в перчатку пальцы на окаменелом дереве и ощутил магию внутри; это помогло ему успокоиться. Однажды он найдет Грешюма и заберет обратно свое.

Когда Джоах подошел к двери, кто-то постучал с другой стороны. Нахмурившись, он открыл дверь и обнаружил за нею юного пажа. Парень поклонился.

— Господин Джоах, твоя сестра приглашает тебя присоединиться к ней в Большом внутреннем дворе.

— Зачем?

Этот вопрос, похоже, поставил в тупик юношу, и его глаза расширились.

— О-она не сказала, сир.

— Прекрасно. Мне следовать за тобой?

— Да, сир. Конечно, сир, — паренек едва не отпрыгнул прочь, как испуганный кролик.

Джоах последовал за ним, тяжело ступая. Он знал дорогу во внутренний двор.

Паж остановился на лестнице, ведущей вниз, в центральную часть крепости, и оглянулся. Джоах прочитал нетерпение в его позе… и смутный проблеск страха. Он знал, что мальчик видел. Джоах однажды прошел этими залами сам — юный помощник при старике. Но теперь он играл противоположную роль.

Джоах больше не был мальчиком.

Паж исчез внизу.

Джоах теперь был стариком, ожесточенным и полным черных мыслей.

— Мой день еще настанет, — поклялся он пустому залу.

В тот момент, когда последние лучи солнца растаяли в сумерках, Елена стояла в Большом внутреннем дворе с другими, рассматривая молодое деревце коаконы. Оно выглядело хрупким и маленьким на фоне вздымающихся каменных стен, башен и укреплений замка. Но его бутоны были черными, словно масло, они будто стекали со стеблей, удерживающих их. Елена натянула плащ повыше на плечи.

— Они вытягивают тепло, — прошептала Нилан в трех шагах справа. — Как Мрачные.

Елена слышала истории о духах Холма Ужаса, темных призраках, которые могли выпить жизненную силу из всего, к чему прикасались.

— Тише, — сказала Мерик, стоящий рядом с Нилан. — Это всего лишь вечерний бриз, и ничего более.

Мерик кивнул Елене. Когда эльфийский принц принес известие о странном цветении дерева, Елена от всего сердца согласилась, что дереву нельзя причинять вред, пока не будет разгадана его истинная природа, особенно если жизнь мальчика висит на волоске.

Не все были согласны. «Мы рискуем многим, чтобы защитить одну жизнь», — спорил Эррил. Но Елена отказывалась действовать поспешно, и Эррил склонился перед ее волей. Тем не менее сейчас он стоял рядом с ней с топором в руке. Двое стражников позади него держали ведра смолы и горящие факелы. Эррил не собирался рисковать, полагаясь только на магию, если поднимется какое-то зло.

Елена тоже не хотела излишне рисковать. В сумке за ее плечом лежал Кровавый Дневник. Это была первая ночь полной луны. С ее светом книга сможет открыть путь в Пустоту, позволяя Елене призвать громадную силу духов книги. Елена дрожала: вечер был прохладный. Она намеревалась призвать этот источник магии, только если будет необходимо.

— Луна поднимается, — произнес голос за ее спиной.

Вырванная из своей задумчивости, она обернулась и обнаружила Арлекина Квэйла, стоящего на посыпанной гравием дорожке позади нее. Ни один колокольчик из сотен на его одежде не зазвенел, когда он подошел. Он стоял, глубоко засунув руки в карманы. Его бледная синеватая кожа сияла в свете факелов.

— Что ты здесь делаешь? — раздраженно спросил Эррил.

Арлекин пожал плечами, вытащил трубку из кармана и начал прикуривать.

— Я слышал о ребенке и о дереве. Я пришел предложить поддержку, какую смогу.