Медуза - Джесси Бёртон

с аккуратным садом, в котором росли травы и цветы, вода, блестевшая в лунном свете, переливалась в фонтане. По приказу Афины я ежедневно посещала храм с Аргентусом, избегая моря и деревни. Я спала там, а Аргентус – у моих ног. Постепенно храм стал моим скукоженным миром, а я и не возражала.

Внутри храма Афины царил прохладный уют – низкие каменные скамьи и сиденья, покрытые мягкими подушками, запах свежего хлеба, который пекари ежедневно оставляли в качестве подношения своей любимой богине. Я ела хлеб, оставляя половину Афине, садилась на ступеньки, спиной к морю, и смотрела на сушу. Каждый день я благодарила переменчивую Афину, ухаживала за оливковыми деревьями и держала свою голову опущенной. Какое-то время, избегая людей, благодаря Афину и занимаясь садоводством, я чувствовала себя умиротворенно и в безопасности. Посейдон не мог добраться до меня.

Тебе может показаться, будто это конец истории: я пропала из поля зрения Посейдона, на меня не давило его присутствие, отказалась от настоящей и будущей любви, проводя бесконечные дни с Аргентусом в спокойном храме Афины. Ты можешь подумать, что я освободилась, тогда ты такой же наивный, какой была и я. Послушай меня! Ту, которая знает, о чем говорит. Иногда недостаточно стать маленькой версией себя. Можно оставаться и самим собой – в том размере, в котором ты должен быть.

– Что случилось, Мерина? – прошептал Персей.

– Он нашел меня, – сказала я, и мое горло начало сжиматься. – Вышел из воды, чтобы выследить меня.

– О Аид!

– Морской бог в оливковой роще – рыба, выброшенная на берег, но от этого он не стал менее сильным. – Я сглотнула, пытаясь держать себя в руках. – Помню, как увидела на стене его тень, похожую на огромное пятно, двигавшуюся под лунным светом, пока мир спал. Посейдон качнулся в сторону Аргентуса.

– Нет, – сказал Персей.

Уловив сочувствие Персея, я ощутила, как открылся мой сундук, наполненный рыданиями, которые, возможно, больше никогда не утихнут. Мне не хотелось, чтобы Персей услышал, как льются мои слезы. Я с силой вытерла их, а Эхо наклонилась, чтобы аккуратно слизнуть остатки влаги.

– Посейдону было плевать, в чей храм он входит, – продолжила я дрожащим голосом. – Он просто снес столбы. Я закричала, чтобы он оставил меня в покое, звала Афину, кричала: «Нет! Нет! Нет!» Но той ночью он взял то, чего я не хотела ему давать: меня.

Мы молча сидели, чайки громко кричали над нашими головами. Перед моим мысленным взором предстал фонтан Афины, извергающий кровь.

– Мерина, – произнес Персей, – боги, я так сожалею.

Я грустно рассмеялась.

– А потом – угадай что? Кое-кто в деревне сказал, что я должна быть благодарна за внимание. Немногим смертным боги соизволили подарить свое время. Но, ради Аида, Посейдон не дарил мне время и ничего не дал взамен того, что взял. Он пытался заставить меня потерять себя.

– Мерина…

– А говорящие подобные глупости, может быть, хотели бы сами провести полчаса в этом оскверненном храме вместо меня? С удовольствием поменялась бы с ними местами. Но они никогда этого не сделают, конечно же. Они просто говорят, насколько лучше бы справились с такой ситуацией и смогли сказать «нет».

– Ты сказала «нет».

– Столько раз, Персей, что слово потеряло смысл. Оно не имело никакого значения для Посейдона.

– Как тебе удалось выбраться оттуда?

– В конце концов Посейдон ушел. Каким-то образом я вылезла из-под обломков храма и нашла дорогу к своему дому. Аргентус разбудил моих сестер, они встретили меня по пути. Мельком взглянули на меня – взлохмаченную, в порванном платье, со спутанными волосами, утратившую дух – и очень крепко обняли. Наверное, я заплакала. Или нет? Я много чего помню – особенно сейчас, изливая тебе душу, но, должна признаться, смутно припоминаю те мгновения, которые случились сразу после.

– Мерина, я не знаю, что сказать. Мне просто очень жаль.

– Мне приятно, что ты слушаешь. Я помню дорогу, как увидела своих сестер, как они обняли меня. Помню, как Аргентус уткнулся носом в мои босые ноги. Я сбежала из храма без сандалий. Вот и все.

Снова наступила тишина.

– Для меня большая честь, что ты поделилась со мной, – сказал Персей. – Я этого не забуду. Никто никогда не доверял мне так, как ты. Я не стал бы упоминать его имя, если бы знал…

– Персей, все в порядке, – ответила я, – ты не знал.

Я прислонилась спиной к скале, странно, но мое сердце успокоилось. Возможность рассказать кому-то о произошедшем освободила меня от муки.

Пока мы сидели в тишине, я чувствовала, как прошлое отдаляется от меня. Откровение подарило мне облегчение. Не знаю, надолго ли, но так удивительно осознавать, что я снова могу чувствовать. Я была одержима собственной историей, и только мне было подвластно сохранить ее или отбросить.

Я погладила своих тихих и извивающихся змей.

– Разговаривать с тобой – о боги – невероятное ощущение, – вдруг сказал Персей. – Ты прожила такую жизнь, – продолжал он, – и это не то же самое, что быть с Дрианой, и даже не похоже на историю моей мамы.

– Мне не нравится слышать это от тебя, Персей. У них собственные истории.

– Знаю-знаю. Но я никогда не чувствовал себя так, как когда слушал тебя.

Ему нравился звук моего голоса или слова, которые я говорила? Мне хотелось спросить его, но я стеснялась.

– То есть… как?

– Мерина, ты когда-нибудь была влюблена?

– Влюблена?

– Влюблена.

– Не знаю. – Я помедлила. – Не думаю.

– И я нет.

Мы помолчали еще несколько мгновений.

– Персей, – сказала я, – ты меня не до конца понимаешь. Пока что.

– Я знаю, что мы с тобой похожи. Мы – выжившие.

– И на этом – все. Несмотря на то что у нас есть схожая черта, мы не похожи с тобой.

– Значит, противоположности притягиваются! – сказал он. – Не знаю, был ли я когда-нибудь счастлив, – произнес он вдруг, – но я хочу быть счастливым.

– А что сделает тебя счастливым?

– Возможность увидеть тебя.

– Ты не можешь.

– Быть с тобой.

– Невозможно.

– Меня не волнует, насколько ты изуродована. Пожалуйста!

– Персей, поверь мне, этому никогда не бывать.

– Боги! Думаю, я люблю тебя, Мерина. Понимаю, что это безумие, но я думаю, это так.

Его слова разрывали меня. Пока я не услышала их, не знала, насколько сильно нуждалась в них. Конечно, это просто слова, произнести их может каждый. Но из его уст и для моих ушей они казались правильными.

Меня охватила паника, змеи начали извиваться.