Железная ярость - Крис Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полной уверенности нет, — продолжил Телак. — Скажу так: если эта особь — типичный представитель вида, значит, мутагенная эпидемия поразила шпили.
— На других защитниках бункера следов порчи не было, — заметил Кхатир.
— Вполне ожидаемо, — ответил Телак. — Чума всегда расходится от головы. Чем ближе мы подберемся к Капитолию, тем больше мутантов встретим. Те солдаты, которых послали оборонять Гелат и Горгас Малеон, подверглись тлетворному воздействию в куда меньшей степени, и изменники с радостью готовы от них избавиться.
— Тогда что эта тварь делала за пределами стен? — спросил Раут.
— Я не знаю, — признался Телак. — Возможно, занесло во время орбитальной бомбардировки.
— Нет, — подал голос Кхатир.
Раут и Телак одновременно уставились на Железного Отца.
— Это предупреждение, — разъяснил тот. — Враг желает вселить страх в души смертных, показав им, что их ждет, если они попадутся ему в лапы живыми.
Раут подумал над сказанным, а затем кивнул.
— Принимается, — объявил он. — Мы не должны позволить Гвардии штурмовать оставшиеся бункеры в Горгасе. Подготовьте истребительные команды Раукаана для уничтожения тех, что еще сопротивляются.
— Но с какой целью? — спросил Телак. — Мы не сможем защитить их от этого. Как только смертные окажутся внутри Капитолия, все ужасы варпа обрушатся на них.
— К тому времени уже будет слишком поздно отступать, — ответил Раут. — Я не хочу, чтобы они пали духом до того, как стены будут наши.
— Нефата не глупец, — парировал Телак. — У него есть псайкеры в штабе и агенты в улье. Он знает не меньше нашего.
— Меня не волнует, что знает и о чем думает Нефата, — отрезал Раут, бесстрастно, как всегда. — Атака на стены неизбежна, а до тех пор я не хочу допускать смертных до истребительных заданий. Для уверенности я сам скажу лорду-генералу об этом.
Раут еще раз посмотрел на останки лица мутанта. Бесформенный ком плоти на столе поразительно сильно контрастировал со шлемом командира — тяжелым, темным, искусственным.
— Эти твари внушат людям страх, — подытожил он. — Но пока это возможно, я не желаю, чтобы они страшились кого-то еще кроме нас.
Держась в тени, Валиен задержал дыхание. Он чувствовал биение своего сердца и позволил разуму на мгновение расслабиться и сосредоточиться на этой приятной пульсации. В моменты спокойствия он представлял его себе, мерно пульсирующее в груди, и наслаждался этими ощущениями.
«Ларец, полный крови, — мыслил он. — Священный, неотъемлемый. Сотворенный по подобию бессмертного сердца Императора, дарующего жизнь всему человечеству».
Агент прополз немного вперед по заброшенному коридору, до ближайшей переборки. В тусклом свете ламп металл покрывали тени. Где-то вверху медленно вращался вентилятор, всасывая зловонный воздух змеящихся коридоров и перегоняя его в здоровенные очистители.
«Очистители. Здесь это слово не значит ничего. Все было опорочено еще до того, как вскрылось предательство».
Валиен извернулся и протиснулся под свод переборки. Даже его улучшенным мускулам нужен отдых, а ведь он уже несколько дней провел на ногах.
На нем была униформа шарденского арбитратора, одного из многих тысяч тех, чьим долгом было поддержание порядка в непомерной и запутанной громаде улья. При иных обстоятельствах ему, возможно, пришлось бы слегка поработать над собственным обликом, но сейчас, в условиях лихорадочной мобилизации перед лицом неотвратимой атаки на шпили, агент мог не бояться раскрытия.
Он расстегнул верхнюю пуговицу жилета из синтетической кожи, и дышать стало чуть свободнее. Воздух на верхних уровнях Меламара Секундус был лишь немногим лучше тошнотворной вони низин, и горло от него болело не меньше. Шарден постоянно испытывает проблемы с подачей и очисткой воздуха, и Валиен не раз докладывал об этом своим начальникам с тех пор, как пересек внешнюю черту улья. Некоторые из башен фильтрации были уязвимы, и он передал Гериату координаты тех, о которых знал. Если их уничтожить, поток токсичных газов из пустошей убьет куда больше защитников, нежели лазганы.
Гериат не ответил. Возможно, перспектива воевать за отравленную адскую дыру его не прельщала, и он желал захватить улей-кластер в целости.
Валиен вынул из костюма небольшую трубку с питательной жидкостью и сделал осторожный глоток. Тут же он ощутил знакомый коктейль из релаксантов, очищающих и восстанавливающих препаратов, смешивающийся с кровью. Сняв шлем, он прислонился головой к теплому металлу переборки. Несколько мгновений он оставался недвижим, упершись в стену, словно еще один осколок детрита, поддерживающий громадную, скрипучую конструкцию улья.
Слова из учения Талики всплыли у него в подсознании:
Валиен обнаружил, что ему все труднее и труднее вспомнить, какой была его жизнь до того, как Талика его забрала. Он всегда обладал специфическим даром искусно убивать, с самого юношества его привлекало строение человеческого тела, долгое время пробывшего в объятиях смерти.
Поговаривали, что любовь к издевательствам над животными есть один из признаков истинного психопата. Валиен находил это высказывание весьма занятным, особенно когда сам переключился на людей. Животные были опасливы и не знали понятия «отчаяние», люди же всегда отличались чрезмерной доверчивостью и патологической склонностью к страданиям. Обмануть их было проще простого — например, обещанием еды или секса или даже простым словом, прошептанным из тени. А попавшись в западню, они становились куда более жалкими и слабыми, нежели любое животное, потому что могли себе представить больше. Валиен всегда использовал это против них самих, взывая к их кошмарам, пока у них не отнимались пальцы и не слепли от ужаса глаза, рассказывая во всех подробностях, что с ними дальше будет, и лишь потом расчехляя свои инструменты.
Но теперь, когда ему открылась истина, он видел, насколько пустой была такая жизнь. Согласно древнему учению, зло — это печать лишений, но никак не повод для гордости. Ему был нужен новый путь, где бы он мог применять свою неутолимую жажду потаенных мук и страданий.
Талика указала ему этот путь. Талика научила его священным таинствам. Талика обличила перед ним всю тщетность бесцельной жестокости.
С тех пор он, познавший заповеди культа и обученный его мастерству, убивал ради высшей цели. Он оставил свой кровавый след на дюжине миров, хитростью и коварством неся возмездие Императора тысячам еретиков.
Время от времени, чувствуя кровь на своем подбородке, он вспоминал былые времена. Когда такое случалось, он тянулся вспотевшими ладонями к головам своих жертв, поднимал их, чтобы они могли смотреть ему в глаза и слышать те слова, что он шипел им в уши. Запах их тел, смешанный с резким зловонием страха и смахивающим на машинное масло привкусом пролитой крови, возвращал его к самому началу. И в таком состоянии он мог творить ужасные вещи.