Бой бес правил - Антон Мякшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но так или иначе, эффекта я добился поразительного. Комиссар Огоньков, вздрогнул, поморщился и прошептал:
— Ни дать ни взять оскал империализма.
А Карась, до глубины своей флотской души пораженный увиденным, даже поднял руку для крестного знамения, но, оглянувшись на меня, вовремя опомнился.
Домовые с визгом рванули в разные стороны. Лешие, чьи морды, кстати говоря, были ненамного симпатичнее сотворенной мною призрачной хари, побросали дубины и, подвывая от страха, кинулись прочь.
— А этот феодальный пережиток… — начал было товарищ Огоньков. Но я и без него видел. Феодальный пережиток, оказавшись в одиночестве, еще минуту по инерции вращал мечом, потом все-таки догадался поднять забрало и оглядеться. Убедившись в том, что враг ударился в позорное бегство, он отнес это целиком на свой счет и, утомленно опершись о меч, горделиво вскинул голову.
Встретившись глазами с оранжевыми гляделками наколдованного мною страшилища, рыцарь изумленно крякнул.
— Сейчас, — захихикал Огоньков, — загремит латами по всему лесу, бессовестный наймит королевского трона.
Но рыцарь и не подумал греметь латами. Он вскинул меч, издав гортанный воинственный вопль, и атаковал мерзкую харю. Широкое обоюдоострое лезвие, вместо того чтобы, как я ожидал, пролететь насквозь, рассекло харю пополам. Обе половинки задрожали и мгновенно истаяли.
— Вот молодец! — пробормотал Карась и неожиданно сорвался с места. — Вот молодец, братишка! — заорал он, выбегая на полянку. — Я отвечаю: хороший ты мужик! А не пережиток, как некоторые тут насвистели! Я все видел, как ты их: ух-ух, клац-бух! Здорово, шпангоут в глотку до самых потрохов!
Не давая рыцарю опомниться, он схватил его защищенную стальной перчаткой руку и энергично эту руку потряс.
— Все равно пережиток, — заявил Огоньков, также выбираясь из укрытия. — Но раз уж на то пошло… Коммунистический привет! — И хлопнул оторопевшего ратника по металлическому плечу.
— Дивлюсь я, — стряхнув с себя оторопь и комиссарскую руку, густо прогудел из-за забрала рыцарь. — Как много в здешних лесах нечисти поганой. Второе сражение переживаю, а я ведь только час как прибыл…
Нехорошее предчувствие кольнуло меня.
— Откуда это ты прибыл, позволь осведомиться? — спросил я, шагнув на полянку.
Рыцарь вздрогнул и пристально взглянул на меня. Лязгнув, опустилось забрало. За узкой прорезью засветились пронзительно-голубые, точно наполненные электричеством, глаза.
— Сарацин! — зарычал рыцарь, хватаясь снова за меч. — Располовиню!
Огоньков повис на левой его руке, Петро, как более тяжелый, на правой.
— Не фордыбачь, братишка! — ревел Карась.
— Немедленно прекратите безобразие! — тонко вскрикивал товарищ Огоньков. — Это не сарацин, а ответственный работник и боевой комиссар!
— Кто призвал пугающий фетиш? — рявкнул рыцарь.
— Ну я, — отозвался я. — Да отпустите! Я его не боюсь. Тоже мне железный дровосек, лавка скобяных (товаров.
— Ругаться?! — взревел рыцарь, тряхнув шлемом. Непроизвольно я повторил это движение. Наскоро скрученная чалма размоталась, лоскут свесился мне на лицо, я смахнул лоскут и нечаянно вместе с ним смахнул и чалму полностью.
— Р-рога! — задохнулся рыцарь. — Бес оперативный сотрудник Адольф! Вот, отродье преисподней, тебя-то мне и надо!
— Откуда ты мое имя… Дальнейшие события развивались настолько стремительно, что я не успел даже закончить вопрос. Товарищ комиссар Огоньков полетел влево, матрос Петро соответственно вправо. Рыцарь с воплем: '
— Изыди, дьявольское семя! — воздел над головой меч и шагнул в мою сторону.
Я отпрыгнул и побежал. Отбиваться я не рисковал. Чем отбиваться? Рогами? Этот меч с первого же удара разнесет в щепки оба рога вместе с головой, кстати. Выбираться за пределы полянки я тоже не стал. Чего доброго, завязнешь в буреломе, как муха в паутине. Я бегал по полянке, то кругом, то петлял, как заяц в прицеле охотничьего ружья, то кувыркался… Все было тщетно — рыцарь пер за мной, не отставая и не останавливаясь, пер как трактор, оставляя за собой в снегу глубокую борозду, пер как бульдозер, несмотря на то что Карась и Огоньков самоотверженно путались у него под ногами. Я, честно говоря, запаниковал. Мне пришлось унизиться до того, чтобы крикнуть:
— У тебя шнурки развязались!
Как ни странно, это на секунду его затормозило. Я воспользовался замешательством, чтобы врезать ногой в железный живот противника, но… едва не сломал копыто.
— Хитроумная свинья! — разгадав коварную мою ловушку, взревел рыцарь, возобновляя погоню.
Подземные черви! Не вечно же мне бегать! Я уже задыхаться стал и серьезно задумался о том, что пора, наверное, бросать курить. Надо было что-то делать. Этот броненосец хоть и обладал исключительными боевыми навыками, но умом явно не блистал. Учитывая успех предыдущего маневра, я пулеметной очередью выдал:
— Сзади! Сбоку! С другого бока! Обернись! Молоко убежало! Не наступи в коровью лепешку! Ай-ай, какая ракета с атомной боеголовкой на нас летит!
— Каракатица справа по борту! — поддержал меня Карась.
Рыцарь затоптался на месте, недоуменно оглядываясь во все стороны попеременно.
— Слушай мою команду: смирно! — довершил начатое товарищ комиссар.
— Прекратите отвлекать! — взмолился рыцарь. — Невозможно работать!
— А чего ты за мной гоняешься? Не объяснил толком ничего, сразу накинулся! Может, быть, я вовсе не бес оперативный сотрудник Адольф? Кстати, откуда ты мое имя узнал?
— Как — не Адольф? — удивился рыцарь. — Не Адольф? А имя твое мне начальство сообщило… Или не твое? То есть… Опять путаница!
— Товарищ, — проникновенно начал комиссар Огоньков, — каноны революционной законности не допускают самосуда. Изложите свои претензии к товарищу боевому комиссару в письменном виде и передайте на рассмотрение.
Рыцарь снял шлем. Белокурые волосы рассыпались по сверкающим наплечникам. Голубые глаза недоуменно вытаращились на Огонькова.
— Ты бы, братишка, представился для начала, — предложил Петро, незаметно снимая с себя и накручивая на кулак флотский ремень с тяжелой пряжкой. — Имя, звание, возраст, семейное положение…
Рыцарь тряхнул белокурой головой.
— Имя мое — Витольд Благородный, — торжественно выговорил он. — Звание — боевой серафим-мечник. Светлый рыцарь-паладин.
Он сорвал с себя плащ — и белоснежные крылья взметнулись за его спиной.
— Акульи потроха! — ахнул Петро.
Товарищ комиссар Огоньков дал себе пощечину и убеждающе забормотал:
— Я материалист! Я материалист!
Н-да… На мое признание они реагировали сдержаннее. Ну что ж… Таковы люди — им гораздо легче поверить в беса, чем… А, ладно, не об этом речь. Постойте, постойте… Это что же у нас получается?