Ключ жизни - Сердар Озкан

Меня не обидел их ранний уход. Земля по-прежнему вращалась и продолжит вращаться. Другие не умирали из-за того, что кто-то умер. Как бы то ни было, кто я такой, чтобы обижаться? Даже тех, чьи похороны посещали сотни тысяч людей, забывали уже через пару дней.

В любом случае, увидев вырытую для меня могилу, я не мог думать о чем-либо другом. Сейчас мне было не до того, чтобы печалиться о том, что так мало людей провожали меня на кладбище. Не волновало меня и то, что окружающие по-прежнему не понимали, что я все еще жив, а также тот факт, что они стремились поскорее забросать мой гроб землей.

Я по-прежнему слышал молитвы, плач и бормотание: «Ах, он был так молод!», но уже очень скоро люди ушли. Их шаги надо мной вскоре совсем затихли. Через десять минут все звуки уступили место полной тишине…

«В могиле становишься философом». Мне потребовалось секунд тридцать, чтобы осознать эту истину. Я не страдал от клаустрофобии или чего-то подобного, но это место было тесным, а в моей голове роились сотни мыслей. Наихудшей была мысль о том, что я не знаю, что произойдет со мной в ближайшие часы. В моей голове возникали вопросы: явятся ли два ангела (или один?), о которых нам рассказывали на уроках религии? Перемещусь ли я из этого места в другое? Сколько времени потребуется на то, чтобы мое тело сгнило? Если я останусь здесь навсегда, смогу ли я выносить чудовищную вонь? Когда черви начнут заползать мне под саван? Какая часть моего тела первой пойдет им на съедение?

Как я уже сказал, в могиле становишься философом. Философом, которому приходится получать знания из внутреннего мира. На самом деле все, что я знал, по-прежнему оставалось со мной. Например, я знал, сколько будет семью восемь. Только семью восемь? Я знал цену неэтилированного бензина, знал год начала Великой французской революции, последствия глобального потепления, мой номер налогового счета, имя первого человека, ступившего на Луну, количество выигрышей моей футбольной команды, возраст, в котором принцесса Диана вышла замуж, список всех произведений Шекспира, обоснование процесса фотосинтеза, объем торгов на бирже в прошлом году, название равнин Анатолии, количество картонных эльфийских ушей, использовавшихся при создании «Властелина Колец», наименьшее простое число, определение эмоциональности, теорию Большого взрыва и миллионы других вещей. О Господи, сколько же всего я знал! Сколько я выучил за короткий срок моей жизни… Странно, но все, что я узнал, внезапно поднялось из глубин моего сознания. Моя душа пришла в полное смятение. Кроме этих бесчисленных осколков смыслов, в моей голове всплывали сотни вопросов, на которые я не знал ответа. Мысли обрушивались на мое сознание, словно газеты, падавшие с печатного станка. Впрочем, среди этих вопросов был один, ответ на который мне хотелось бы получить в первую очередь.

Из всего, что я знаю, хоть что-нибудь может мне сейчас пригодиться?

Прошло ровно три недели с тех пор, как уплыл дельфин Омер. Три долгие недели, и каждый день был похож на предыдущий. По утрам мне не хотелось вставать, и после завтрака я вновь отправлялся в постель, просыпаясь лишь после полудня. Днем я смотрел мультфильмы, которые видел уже раз сто, а вечером шел в парк, чтобы поиграть с собиравшимися там детьми. Когда я не говорил с ними, я помнил, что они не такие, как я, но стоило мне открыть рот, и я принимался болтать о тех же глупостях, что и они. Я рано ложился спать, но, поскольку долго спал утром, по ночам страдал от бессонницы, а на следующий день мне не хотелось вставать. Так прошло целых три недели, ночи и дни слились в монотонный поток. На двадцать второй день бабушка отправила меня к нашей соседке Бетуле Теизе с тарелкой камбалы.

Бетула Теиза попросила меня посидеть в гостиной, пока она вымоет тарелку, чтобы вернуть ее бабушке чистой. Я был не против, потому что в гостиной стояла клетка с двумя волнистыми попугайчиками, а мне всегда нравилось за ними наблюдать.

Одна из пташек была синей, а другая — желтой. Желтая птичка обычно вела себя спокойно и, казалось, была довольна своей жизнью, а вот синий попугайчик постоянно прыгал из одного угла клетки в другой. Некоторые попугайчики так развлекаются, но было очевидно, что синей птичке не нравилось ее занятие. Она всегда выглядела грустной.

Сегодня птицы были такими же, как и всегда. Наблюдая за прыжками синего попугайчика, я вспомнил о том, что дельфин Омер сказал лебедю, — как он чувствовал, будто пребывает во тьме, и как ему хотелось стать светом, стать свободным, словно птица…

Думаю, синему попугайчику именно этого и хотелось: быть свободным, словно птица… Если вдуматься, последние три недели я чувствовал себя точно так же. Как этот синий попугайчик.

Наблюдая за метаниями синего попугайчика из одного угла клетки в другой, я подумал о том, что лебедь сказал дельфину Омеру: «Став светом и войдя в Мир Света, мы можем встретить Свободу и стать свободными, как птицы».

Бетула Теиза подошла ко мне, и, вздрогнув, я сбросил с себя оцепенение. Отдав мне тарелку, Бетула поблагодарила меня.

— Это мне следует сказать тебе спасибо, Бетула Теиза. Как хорошо, что сегодня я принес тебе камбалу.

Я лежал в могиле, чувствуя неуверенность и страх, и тут внезапно в моей голове зазвучал голос:

— И как ты себя чувствуешь теперь?

— Кто это?

— Друг.

— Кто?

— Просто друг… Итак, как ты себя чувствуешь?

— Я мертв?

— А ты мертв?

— Думаю, я мертв, ведь я в могиле. Но мертв ли я на самом деле?

— Ну, это зависит от того, как ты себя чувствуешь.

— Я не чувствую себя мертвым. Впрочем, как и живым.

— Понимаю. К несчастью, так происходит со всеми, за исключением тех людей, которые сумели разгадать тайну бессмертия.

— Тайну бессмертия?

— Тайну, благодаря которой ты всегда сможешь чувствовать себя живым. Тайну, благодаря которой можно все сделать вечным.

— А такая тайна существует? Если существует, мне бы тоже хотелось ее разгадать.

— Боюсь, друг мой, сейчас уже слишком поздно. Тайну бессмертия можно разгадать лишь во время земной жизни.

— В таком случае позволь мне вернуться в мир живых.

— Разве ты не был там совсем недавно?

— Но я не знал, не знал, что все можно сделать вечным! Если бы знал, я прожил бы жизнь иначе. Позволь мне вернуться.

— Если бы ты умер по-настоящему, друг мой, это было бы невозможно. — Голос внезапно смягчился. — Теперь ты можешь открыть глаза.