Дитя лета - Луанн Райс

– Ему полезно поработать в субботу, – отшутился Лаэм. – Чтобы не переутомился, занимаясь самим собой.

– Да, и придется ему найти побольше китов для новорожденной, – сказала Энн. – Иначе он мне ответит.

– Тебе?

Энн кивнула.

– Я тоже буду на борту. Я же мастерица «Нанук», ты знаешь.

– Ты у Лили в клубе?

– Ну да, мы все дружим. Все познакомились друг с другом через Лили и организовали кружок рукоделия. А теперь все вместе отправимся праздновать день рождения Роуз. – Тут выражение лица ее сделалось серьезным. – Мы все очень волнуемся, не окажется ли это…

– Нет, Энни, не окажется, – заверил Лаэм. Он услышал эхо не произнесенных ею слов: ее «последним днем рождения». Несмотря на оптимистические заверения врачей, непосвященных людей пугало состояние девочки.

– Лили последнее время как одержимая, – сказала Энн. – То праздником занята, то подарком Роуз, то готовит Роуз к операции. Я очень рада, что ты догадался попросить Джуда вести судно. Честно говоря, не будь это Лили, я вообще отказала в прокате. Это очень большая ответственность, но даже не в том дело. Просто… ну, ты же ученый, Лаэм. Не доктор – в смысле не врач, – но все равно. Ты биолог, ты должен знать… Каковы шансы Роуз выжить? Я не только про эту операцию – вообще, в отрочестве, зрелом возрасте…

– Ты же сама сказала – я не врач, – ответил Лаэм с упавшим сердцем. – Но Лили убедила меня, что все будет в порядке, и я ей верю.

– Ведь это очень серьезно, – продолжала Энн. – Лили изо всех сил старается сосредоточиться на хорошем. Она так терпеливо ухаживает за Роуз. Но уже само название болезни…

– Тетрада Фалло, – уточнил Лаэм.

– У меня все сжимается от страха. Звучит чудовищно.

– Это действительно страшно, – согласился он. – У Роуз четыре врожденных дефекта. От латинского tetragonum – четырехугольник. Четыре.

– Господи боже мой, – вздрогнула Энн. – Лили ведет себя так, словно это в порядке вещей. Она так открыто рассказывает о Роуз. Болезнь дочери – неотъемлемая часть ее жизни. Ей хочется, чтобы у девочки были все удовольствия и все возможности для ребенка ее возраста.

– И так и должно быть.

– Мне тревожно за нее, Лаэм. Что, если вдруг… если что-то случится с Роуз. Я всегда вспоминаю твою маму, когда Коннор…

– Там было другое, – резко прервал Лаэм.

– Ну, конечно. И у нее по крайней мере был муж – твой отец и ты. А у Лили больше никого нет.

Лаэм слушал, как играла музыка. Начало подергивать руку – не правую, а левую, ту, что не существовала. Он чувствовал покалывание кожи – как иголками, словно отлежал ее. Музыканты заиграли какой-то приятный вальс, и люди поднялись из-за столиков потанцевать.

– Лили… – начала было Энн, но Лаэм прервал ее. Он в упор посмотрел ей в глаза ледяным взглядом.

– Лили не придется пройти то, что прошла моя мама, – заявил он. – Коннору я позволил умереть, но Розе – не позволю.

– Лаэм! Это совсем разные вещи! У тебя не было возможности спасти Коннора, да и никто не смог бы это сделать… Та акула была просто чудовищем, а ты был совсем мальчишкой, чуть постарше брата.

– Акулы не чудовища, – ответил Лаэм. – Они только рыбы. Брат не должен был оказаться в тех водах. Ни один из нас не должен был… Послушай, мне пора. Приятного путешествия завтра! Присматривай за Роуз, обещаешь?

– Да мы все будем присматривать, – сказала Энн, и в ее синих глазах отразилась тревога.

Лаэм развернулся, чтобы выйти на улицу. По мере того как он шел по залу, полному людей, собравшихся отдохнуть здесь на выходных, послушать музыку и полюбоваться пейзажем, он чувствовал, как перед ним невольно расступаются, давая ему широкий проход. Он был высок и смугл и догадывался, что вид у него довольно хмурый. И его протез тоже всегда привлекал внимание. Он отличался от остальных, он был другой.

«Крюк», – так его называли некоторые студенты. «Шрам», – шептались другие, те, что видели его без рубашки в спортивном зале, видели следы рваных ран. Восстановительная хирургия тогда была не такая, как теперь, поэтому шрам от укуса радиусом длиной в четырнадцать дюймов – это была точно такая же молодая белая акула, как та, что появилась у Галифакса, о чем Лаэм прочел сегодня вечером, – выглядел как цепь кратеров на теле. Укус был настолько глубоким, что острые зубы переломили ему три ребра.

Самое забавное заключалось в том, что, покидая холл гостиницы Кейп-Хок, он понял, что отличным от других его делают вовсе не эти причины. Не рука, не шрамы. Это уже его неотъемлемая часть. Нет, иным он себя чувствовал потому, что он совсем один. Конечно, его окружали родственники, но сейчас повсюду кругом он видел пары, семьи, которые приехали в Кейп-Хок, чтобы вместе провести выходные. Вместе…

Когда Энн сказала, что у Лили никого нет, Лаэму стало больно. Потому что сам он чувствовал себя точно так же.

А это хуже всего.

День был ясный, чистый и солнечный, просто идеальный для морского путешествия. Роуз проснулась с восходом солнца. Она лежала в своей кроватке, глядя, как оранжевые лучи пробиваются сквозь сосны. Они разбудили каждую птицу в лесу, и воздух вдруг наполнился пением. Она лежала тихо-тихо, слушала и думала о том, что Нэнни сейчас тоже слушает птичье пение и, конечно же, понимает, что они исполняют «Happy Birthday» в честь Роуз. Успеет ли Нэнни к началу праздника? Для Роуз сейчас не было ничего более важного. Кроме одного: чтобы доктору Нилу все же было позволено поехать вместе со всеми…

Роуз потихоньку села, но тут же почувствовала, словно в груди что-то натянулось. У нее перехватило дыхание. Она снова легла и на несколько минут замерла на боку, подтянув колени к животу и плотно закрыв глаза. На улице пение птиц становилось все громче и громче, словно их ряды ежеминутно пополнялись. Они летели на север после долгой зимы. Роуз представила, как они, должно быть, устали, как быстро бьются их крошечные сердца.

Как-то раз доктор Нил говорил ей, что чижи мигрируют на огромное расстояние в Южную Америку, а ведь это птички не больше сосновой шишки! И еще он говорил, что киты и дельфины уплывают на юг в Карибское море. Если они на это способны – летать и плавать на такие расстояния, значит и она, Роуз, тоже в состоянии многое сделать. Все, что для этого требуется – перенести операцию. Всего одну операцию, и она будет здорова.

Иногда размышления помогали ей восстановиться – вот такие мысли о птицах, о Нэнни, о дне рождения. О лучшей подруге – Джессике. Она вспомнила шутку Джесс о том, что их дни рождения почти совпадают. Только почему это вовсе не показалось ей шуткой? Наоборот, Роуз поверила ей. А ведь как было бы чудесно иметь одинаковый день рождения!

Снова очень медленно она села, свесила ноги с кровати. Взглянула на руку, которой держалась за матрац. Обычно пальцы в таких случаях немного отекали. Но сегодня ей до них не было дела – у нее ведь день рождения! С этой мыслью она встала с постели. Колдовские чары рассеялись! Шлепая по полу босыми ногами, она побежала в холл, где пахло свежим апельсиновым соком.