Принцесса из собачьей будки - Елизавета Ланская

Оксана словно слегка кивнула. Обнадеженная и обрадованная, женщина поставила на стол глубокую тарелку, наполненную супом. Она надеялась, что девочка сможет сейчас поесть по-человечески, сидя за столом, а не под ним на корячках, пачкаясь, словно хрюшка.

— Дорогая, а теперь давай поедим вместе супчик, хорошо? Одной ложкой буду я, а другой — ты, и станем по очереди кушать из одной тарелки, делиться друг с другом.

Ожидать согласия или вразумительного ответа было бесполезно, а потому Валя первая поднесла ложку с супом ко рту, проглотила пищу, старательно показывая как это вкусно, будто есть ложкой гораздо приятнее даже для вкуса еды. Когда пришла очередь Оксаны, девочка недоуменно посмотрела на столовый прибор, потом на суп, и вдруг неожиданно для Валентины, опрокинула тарелку на пол, спрятавшись в углу на кухне за шторкой. Горячий бульон разлился по столу, часть его пролилась на колени, обожгла. Валя ойкнула и встала из-за стола. Тряпки под рукой как нарочно не оказалось, и женщина принялась вытирать жижу собственным фартуком. Такая отчаянная беспомощность вдруг захватила ее сердце, такая обида. Вале казалось, что она бьется как рыба об лед и ничего не может добиться. Столько усилий потрачено, столько времени — и никакой благодарности. Сжимая в руках испачканный фартук, которым она машинально все еще продолжала возить по столу, размазывая жирность от бульона. Потом этим же фартуком она вытерла слезы, катившиеся по лицу. Опомнилась, повернулась к раковине, чтобы умыться и застирать фартук, и вдруг прямо перед собой увидела Оксану. Девочка стояла, выпрямившись в полный рост, не сутулилась как обычно, в руках держала ложку, а личиком выражала раскаяние.

— Девочка моя! — бросилась обнимать малышку Валя, напрочь забыв о том, что прикосновений та не терпит, и как ни удивительно, на этот раз дикарка не оттолкнула свою спасительницу. Ручки ее обвились вокруг Валиной талии. И малышка и взрослая женщина заплакали.

После той истории с пролитым супом многое переменилось в отношении Оксаны к Валентине Викторовне. Она словно приходила в себя, просыпалась от долгого кошмара. Мучительным было это пробуждение, но все же приближалась пора окончательного выздоровления от страха, недоверия. С наступлением весны, чтобы закрепить успех, Валя придумала устроить пикник на природе и отметить заодно день рождения своей маленькой дочурки. Так называть девочку женщина, как сама понимала, имела полное право, потому что слишком многое пережили они вместе. Оксана разговаривала очень редко и в основном односложными фразами, так что выведать у нее дату рождения было невозможно, видимо, она не хотела вспоминать о прошлых днях рождения. Да и сомневалась Валентина, что они вообще когда-либо были у малышки, а потому сама решила устроить праздник.

Нашли местечко в рощице, расстелили покрывало, на нем разложили всякие вкусности и просто лежали и смотрели на проплывающие мимо облака. Валя несказанно была рада тем, что сегодня ей удалось уговорить Оксану одеть платьице — белое с красными яркими маками на юбке и сплошь красным атласным воротничком. Наряд оказался ей очень к лицу. На голове волосы были до плеч, так что их украсили просто красным ободком. В общем, в этот день Оксана была самая красивая, словно принцесса, словно самая нормальная девочка. Но этот же день оказался переломным в жизни Вали и Оксаны.

Счастливые, они возвращались домой, и девочка не могла налюбоваться на подарок, полученный сегодня, — брошь в форме сердца с гранатом внутри. Валя когда-то давно, еще будучи девочкой прочла в какой-то познавательной книге, что камни красного цвета повышают активность, поддерживают силу. Сердце для Вали было символом глубокой преданности и любви. Женщина так и сказала девочке, когда вручала подарок, но и без слов Оксана уже поняла, что эта славная тетенька желает ей добра и никогда не обидит. Зато принести обид смогли другие люди, которым не давало покоя счастье Валентины Викторовны.

Неизвестно кто наговорил, что в квартире у гражданки такой-то проживает на незаконных основаниях неизвестная девочка. Как ни странно, органы опеки, которых не дозовешься обычно, отреагировали со скоростью просто реактивной, так что встречала у квартиры Валю с Оксаной уже знакомая нам Тамара Николаевна. Очевидно она имела очень крепкую психику, потому как история с бабушкиной челюстью и падением в подпол не отвратила ее от этой работы. И она пришла за Оксаной.

— Деточка, здравствуй, помнишь меня? Как ты выросла, какая хорошенькая стала! — восклицала женщина, глядя на мгновенно спрятавшуюся за Валиной спиной Оксану.

— Что вам нужно? — вступилась Валентина.

— Как что? По закону девочка не ваша. У нее есть семья, вот туда она и отправится.

— Родителей-алкоголиков вы называете семьей? Нет у нее такой семьи, я — ее семья!

— Минуточку, как вас? Валентина Викторовна, кажется? — блокнот Тамары Николаевны прошелестел, открывая, кажется, всю Валину подноготную, — мужа у вас не имеется, доход — небольшой даже по меркам нашей области, так что, если бы вы и захотели удочерить Оксану на законных основаниях, ни один орган опеки вам этого не позволил бы… условия не те.

— То есть вы считаете, что в собачьей будке, откуда я вытащила малышку, условия комфортабельнее? Ну, извините! — Валя хотела пройти в собственную квартиру, но суровый взгляд Тамары Николаевны словно приковал ее к месту.

— Вы говорите будка? Я этого не знала. Что ж, тогда сегодня же лишим Оксаниных родителей прав на воспитание ребенка и подготовим место в детском доме.

Услышав про детский дом, Валентина Викторовна вздрогнула, а Оксана крепче вцепилась в новую маму, будто понимала, что их собираются разлучить.

— Пожалуйста, оставьте малышку со мной. Мы только сдружились. Пусть к ней первое время на дом приходят педагоги, а потом она привыкнет, освоится и пойдет в школу. Пожалуйста!

Но в ответ на просьбы Вали Тамара Николаевна только качала головой как заведенная: «Нет, нет и нет». Видя, что положение изменить не получается, Валя обернулась к Оксане.

— Послушай, девочка моя! Сейчас ты поедешь в домик с этой тетей, а я приеду к тебе завтра. Так надо. Но я никуда не деваюсь, я с тобой. Просто улажу дела и заберу тебя к себе, мы будем вместе, — женщина крепко-крепко обняла худенькую Оксану. Плечи той подрагивали от беззвучных рыданий, губки искривились в плаксивой гримасе. На удивление спокойно она отошла от Валентины Викторовны и приблизилась к Тамаре Николаевне. На протянутую руку не отреагировала, сжала кулачки. Валя сама готова была не то что реветь, но кричать как обезумевшая от горя и тоски, видя, как уходит Оксана. Валя знала, что это насовсем, потому что на самом деле никто не позволит ей воспитывать малышку, и проклинала все законы на свете, которые обрывают ниточки доверия и любви между людьми, убивают надежду там, где она только что зародилась.

Этой ночью Валя и Оксана рыдали навзрыд, зарывшись лицом в подушку, только каждая на своей стороне. Оксана держала на ладони подаренную брошь, больно кололась о булавку-крепление, когда сжимала ладонь, от этого снова плакала. Капельки крови, такие же алые, как гранат внутри сердца, капали на постель. Это были кровавые слезы души, и боль физическая была ничем по сравнению с болью душевной. После этой ночи, этой разлуки Оксана больше не плакала. Никогда.