Солнечные пятна - Тори Ру

И душа моя готова взмыть в небо. Хочется кричать — ведь сердце ничтожно мало для того, чтобы вместить в себя счастье полностью.

* * *

Рискуя в темноте сломать ноги, мы поднимаемся по скрипучим доскам крыльца, сражаемся с амбарным замком под огоньком спички и через сени вваливаемся в дом. Шарю ладонью по бревенчатой стене, тусклый свет лампочки рассеивает мрак. Че хватает меня за плечо, прижимает к стене и находит губами мои губы. Мое сердце все же взрывается, на глазах выступают слезы, мир выключается — начинается сон. Че целует меня до боли, долго и мучительно, сквозь шум в ушах пробивается его шепот:

— Слушай, Солнце, а может, мы…

— Окей, — шепчу я в ответ.

Мы оказываемся на тахте и снова целуемся — я едва понимаю, что мы творим, пока резкая боль не заставляет меня вскрикнуть и вернуться в реальность. С губ Че срывается ругательство, прямо напротив своих я вижу его широко распахнутые глаза.

— Прости меня!.. — быстро говорит он, пытаясь отстраниться, а я в ужасе мотаю головой:

— Нет, не уходи! Пожалуйста! Нет… — Обнимаю его худыми руками и прижимаю к себе, изо всех сил пытаясь удержать.

Поутру, задолго до возвращения в сознание, в мозгу загорелась красная лампочка — навязчивая, мешающая спать, настойчиво призывающая к ответу и поискам выхода.

Слышу шум рядом: шорох плотной ткани, визг пластмассовой молнии. Прежде чем выругаться, я открываю глаза — Че, нашарив в рюкзаке телефон, натянул кеды и тихонько вышел из дома.

Я зажмуриваюсь.

Он не ушел ночью — мы спали рядом, до рассвета оставаясь лишь отголосками вечности, звездной пылью, из которой и состоим. Но всевидящее солнце пришло с востока и озарило все темные углы. С наступлением утра обрушилось осознание.

Вот такая я, беспринципная и подлая. Че не лучше, ведь он был со мной только ради мести Ви. Господи, хорошо бы исчезнуть отсюда, как это делают роковые красотки в любимых сериалах матери! Но провернуть подобное здесь не выйдет, так что остается лишь глубоко вздохнуть и попытаться забыть обо всем.

Встаю с дивана и снова зажмуриваюсь: от дискомфорта и до костей пробирающего стыда.

— Ну какого же… Господи!

Пытаюсь прибраться в комнате, но в ней все кажется странным: сместились ракурсы, изменились детали, цвета стали ярче — или это просто мои глаза широко раскрыты от удивления и шока.

— Дура! — рычу, надавливая кулаком на солнечное сплетение, где тихое тепло превратилось в нестерпимый жар, словно там засел осколок сумасшедшего солнца и вознамерился спалить мою душу к чертям. Похоже, я окончательно втрескалась в Че и готова идти куда угодно, только бы быть как можно ближе к нему. Однако же, когда он возвращается, я втягиваю голову в плечи и смотрю в пол.

— Звонил матери, — глухо докладывает он и, прочистив горло, продолжает: — Слушай, она плачет — дома какая-то заварушка. Солнце, мне нужно возвращаться.

Разглядывая доски пола, невозможно понять, в каком настроении Че — его голос почти всегда бодр и весел.

Нужно возвращаться… Возвращаться каждому в свой мир? Или между нами хоть что-то изменилось? Окончательно сдаюсь панике, расправляю плечи и смотрю в глаза Че. Я проваливаюсь в них, проваливаюсь в прошлую ночь и холодею от разочарования, потому что не вижу волшебного света, который сиял в их глубине в присутствии Ви. Че бледный, растерянный и напряженный. Кажется, он готов сбежать в темный подпол, только бы не терпеть на себе мой взгляд.

Кусаю губу, но улыбаюсь и киваю:

— Утренняя электричка в шесть тридцать. Сколько у нас еще времени?

* * *

До станции мы идем молча. Че пытается поймать мою ладонь, но я хватаюсь за лямку рюкзака с желтым покемоном, отстаю на пару метров и молча плетусь позади. Че, быстро спрятав руки в карманы джинсов, ускоряет шаг и не оглядывается.

На станции странное оживление: пожилые дачницы со всех окрестных сел обсуждают новости о том, что пожары теперь бушуют в лесах всего в десяти километрах отсюда. Ощущение творящегося светопреставления прячется в растерянных взглядах людей, нервных смешках, анекдотах и нарочитой бодрости.

Похоже, пока мы скрывались от мира, наступил конец света, но мне наплевать. Че не чувствует ничего, кроме вины и стыда. У меня ручьем текут слезы — все из-за едкого дыма и копоти. Продираю глаза костяшками пальцев, кашляю, задыхаюсь.

К перрону подползает ржавая электричка — толпа штурмует ее и мощной волной вносит нас с Че в вагон.

Че прячет глаза под козырьком бейсболки, проходится пальцами по поджившим ссадинам на щеке, косится на пассажиров — к счастью, молодежи среди них нет. Занимаю место у окна, Че опускается рядом, напротив садятся пожилые женщины с тяжеленными сумками и мешками и с подозрением нас разглядывают. Мне кажется, они знают, чем мы занимались ночью. Че, еще ниже надвинув козырек бейсболки, ерзает, трет виски, копается в рюкзаке, разматывает наушники и полностью отстраняется от мира. Медленно отворачиваюсь к окну. Чувства теснятся в груди. Все то волшебное и странное, что происходило вчера, было не с нами и не здесь. А сегодня пора возвращаться.

По мере приближения к городу я постепенно обретаю здравомыслие. Не знаю, что там Ви наплела про «истинную» природу их отношений, но Че она этим добила. Его поступок можно понять и оправдать. А я-то прекрасно помню, как Ви мучилась, плакала на перроне и клялась, что вернется. И помню свое обещание, данное ей и себе в тот день.

Кажется, Че придвинулся ближе — отпрыгиваю на другой конец скамьи, больно прижимаюсь плечом к обшарпанной стенке, почти не дышу.

Однажды Ви спасла мне жизнь. Хорошо же я «отблагодарила» ее — с размаху воткнула нож в спину. Самое время отказаться от всего мирского, уйти в монастырь и каяться там до скончания дней.

* * *

На раскаленной платформе вокзала уже в который раз расходятся наши пути.

— Спасибо тебе. — Че смотрит под ноги, ссутулившись под тяжестью рюкзака и чувства вины. — И, Солнце…

Я лучезарно улыбаюсь и громко перебиваю:

— Если ты насчет того, что случилось — не переживай, все в норме! Не загоняйся, окей?

Че странно и долго на меня смотрит:

— Слушай, я тут подумал… — осторожно начинает он.

— Че, мне пора! Увидимся как-нибудь! — почти кричу, разворачиваюсь и убегаю, продираясь сквозь толпу, запах гари, мазута и пота. Не хватает дыхания и сил, хочется вопить от любви и от боли. Но я лишь еще шире улыбаюсь.

Солнечный свет освещал путь и согревал душу, танцевал радостными бликами по стенам маленькой комнаты. Он дал начало всему живому, вселял надежду и давал повод мечтать — почему же сейчас он сжигает меня?

Один поворот ключа, и хлипкая дверь поддается. В квартире никого. Мама, должно быть, снова устроилась в лифтовую диспетчерскую, куда ее всегда принимают в периоды «просветлений»: той конторой заведует хорошая подруга по техникуму. А где бродит Валя — мне неинтересно. Пусть хоть провалится эта жалкая обуза, алкаш.