Плач Минотавра - Хавьер Аспетья

— Минос? — ответил ему вопросом солдат.

— Вот именно, Минос, — согласился Минос. — А что бы ты сделал, если бы твой царь приказал тебе отпереть ворота?

— Открыл бы? — спросил у Миноса солдат.

— Вот именно, приятель. Так вот, я — Минос, поэтому открой ворота и дай мне пройти. А если ты этого не сделаешь, — царь изо всех сил старался говорить все тем же спокойным и поучительным тоном, — я повешу тебя на ближайшем столбе на корм воронам. Понятно?

— Не совсем. — (Минос с трудом сдержал вспышку ярости.) — Не совсем. Теперь я буду задавать тебе вопросы. Что делает мой царь Минос за стенами дворца, в то время как мой царь Минос возлежит со своей супругой Пасифаей в его стенах, как и должно быть в ночь после свадьбы?

— Я убью тебя, вонючая деревенщина, сын змеи! — взревел Минос и начал остервенело бить ворота ногами.

К удивлению царя, как только он остановился, ворота открылись. За ними стоял улыбающийся, довольный собой солдат.

— Это был правильный ответ, — только и сказал он.

Царь бегом пересек центральный двор и стрелой ворвался в восточное крыло, где располагались покои Пасифаи. Теперь ему все стало ясно: его жена, эта соблазнительная ведьма с невинным личиком, это воплощение коварства, задумала обдурить его. Пролетая по коридорам, разъяренный Минос думал о том, как поступит теперь. Он ворвется в покои жены, убив охрану, которую наверняка выставила Пасифая. Неверная царица и ее любовник, спавшие на царском ложе после долгой ночи любовных утех, в ужасе прижмутся друг к другу. Пасифая со слезами и мольбами бросится к Миносу, стараясь разжалобить его, а ее дружок, какой-нибудь женоподобный юнец, примется искать свою одежду или попытается спрятаться под кроватью, чтобы спастись от… Но где это он оказался? Минос остановился. Гнев помешал ему выбрать правильный путь. Растерявшись, он сделал несколько шагов в обратную сторону. Что за ерунда! Он отлично знал каждый уголок дворца. Он тысячи раз играл в прятки в этих самых коридорах со своими братьями и ни разу не потерялся. Он всегда свободно ориентировался здесь. Лишь его гнев и кровь, бурлящая в жилах, могли сыграть с ним такую шутку. И надо же было, чтобы это случилось в такой момент! Царь понимал, что, если он еще ненадолго задержится, какой-нибудь слуга наверняка предупредит царицу о его приходе, и любовник успеет скрыться, а царица встретит его слезами и упреками… Вдруг Миносу показалось, что он узнает место, в котором находится. Царь снова остановился. Куда же ему пойти: налево или направо? Он метнулся налево, но, пройдя совсем чуть-чуть, повернулся и пошел в противоположную сторону. Через два часа, много раз пройдя по переходам дворца, совершенно измученный Минос уткнулся в глухую стену. Он заплакал и стал звать свою пропавшую мать Европу.

Навкрата разбудила Пасифаю, раздвинув кожаные занавески на окнах. Госпоже Луны совсем не хотелось просыпаться, к тому же ей понадобилось некоторое время, чтобы понять, где она находится. От прошедшей ночи у нее почти не осталось воспоминаний, лишь какие-то жалкие обрывки. Она помнила, что отдалась под сосной Дионису, который оказался самым нежным и неутомимым любовником, которого только можно было представить. Помнила, что пела и танцевала в свете луны с другими кносскими женщинами. Помнила, как они догнали, схватили и разорвали на куски маленького олененка. Ночь празднества оживила дух Пасифаи, она вновь чувствовала себя молодой и прекрасной, способной править целым миром и справляться не с одним, но с тридцатью самодовольными Миносами.

— Наш царь, — со смехом рассказывала царице Навкрата, — вернулся сегодня во дворец разъяренным. Гнев настолько застлал ему глаза, что он потерялся в переходах так же, как когда-то его отчим Астерий.

— А что слышно про Дедала? Не знаю, верно ли мы поступили, приблизив его к Миносу. Я боюсь, что со временем он станет нашим самым опасным врагом. Меня пугают его страсть к никому не нужным диковинным механизмам и его извращенный ум… Скажи мне, ты смогла соблазнить его?

— Дедал готов лизать мне ноги. Он думает, что я без ума от него, и хочет просить царя, чтобы тот сделал меня его женой.

— Какой ужас! Минос может заставить тебя выйти за него замуж. Что ты тогда будешь делать?

— Ничего. Мы сделаем все, как он хочет, я все равно знаю, как мне держать его в узде. Мне не помешает такой изобретательный слуга.

Пасифая улыбнулась. Как бы то ни было, ей все это не нравилось. Несмотря на усилия ахейцев, люди на Крите редко женились и создавали семьи. Те же, кто все-таки решался на этот шаг, были плохим примером для подражания. Мужья изо всех сил отлынивали от общественных работ и запрещали своим женам выходить из дома, а детям — учиться вместе с остальными детьми. К тому же они с самого раннего детства разделяли своих сыновей и дочерей, боясь, что те испытают плотское влечение друг к другу. Каждому мальчику назначался наставник, выбранный из членов семьи. Он обучал ребенка охоте и умению драться, зачастую превращая его при этом в своего любовника. Вообще воспитание детей велось на ахейский манер: жестокость и масса запретов; мальчиков старательно изолировали от женского влияния, которое, как считалось, могло сделать их изнеженными и слабыми. С девочками было проще, поскольку их воспитанием занимались кносские женщины, но все усилия матерей шли прахом, когда девушек выдавали замуж. Обычно девицу отдавали жениху с согласия ее родителей, получавших за это откуп серебром или драгоценностями в благодарность за то, что они сберегли девственность своей дочери. В этих так называемых семьях росла страсть к накоплению богатств, которые родители оставляли своим детям в наследство. Впрочем, кносские женщины с легкостью обводили мужей вокруг пальца: они поили мужчин усыпляющими настоями, и те погружались в такой глубокий сон, что не догадывались о том, что их жены отсутствовали ночью. Ахейцы вообще боялись ночи, то было время настоящих критян.

— Пойду приведу себя в порядок. Кстати, где сейчас Минос? — спросила Пасифая у Навкраты.

— Кто его знает. Наверное, в одном из южных переходов восточного крыла. По крайней мере его стенания доносятся оттуда.

Первым делом Пасифая вышла в центральный двор, где уже начинало жестоко припекать солнце, и приказала солдатам, чтобы те отвязали от позорного столба стражника, не пускавшего Миноса во дворец. Два часа спустя Госпожа Луны предстала перед своим супругом. Отчаяние Миноса тем временем уже переросло в слепую ярость. Лицо Пасифаи было бледным и напряженным, волосы отливали рыжим. В зыбком свете факелов Миносу показалось, что его жена сильно постарела за эту ночь.

— Поднимайся, — повелительно сказала ему Пасифая. (Минос медленно встал.) — Вчера тебя подменил другой. Я хотела сохранить тебе верность, но, пока ты напивался, тебе наставили рога. Теперь во мне живет семя Диониса, сына Богини.

— Я убью любого чужого ребенка, которого ты родишь.

— И думать забудь. Дионис велел мне передать тебе слова пророчества: из его семени на свет появятся мальчик и девочка. Лишь они смогут спасти Кносс от великого воина из Афин. Если ты не хочешь потерять свое царство, тебе придется оставить их в живых. Ты тяжко оскорбил своих богов, ты и сам об этом знаешь, и потерял их милость навеки.