Письмо Россетти - Кристи Филипс

Весь дом был озарен солнечным светом, живыми цветами, а по утрам по нему разносилось нежное пение дочерей Ла Селестии, Катерины и Елены, они брали уроки музыки. На крыше была устроена специальная площадка, и по ней гордо разгуливал павлин; в комнатах в золоченых клетках сидели зяблики, длиннохвостые попугаи и жаворонки, наполняя воздух заливистыми трелями. У любимой обезьянки Ла Селестии – звали ее Одомо – имелась своя собственная маленькая комнатка, где стояла кровать под балдахином и красивые стульчики с резными спинками. В доме было множество слуг, они возникали и исчезали, быстрые и бесшумные, как призраки, всегда готовые исполнить любое пожелание.

Если б Алессандра не знала, кто такая Ла Селестия, можно было подумать, что в этом дворце живет принцесса.

Алессандра вновь двинулась по комнате, стараясь копировать грациозную и плавную походку куртизанки. Ну почему она не знает, куда девать руки, не может найти им места, все время только о них и думает? Чем больше она старалась, тем хуже был результат. Руки болтались по бокам, точно плети. И еще это платье Ла Селестии, одно из тех, что вроде бы пришлось ей по размеру, но такое узкое, что в нем просто нечем было дышать. Она подняла руку, хотела почесать спину, на миг забыла о ногах и тут же споткнулась и растянулась на полу.

– Пресвятая Дева Мария! – укоризненно воскликнула Ла Селестия.

– Это все платье, – смущенно пробормотала Алессандра. – К чему было так туго затягивать? Прямо весь дух вышел вон!

– Да не дух я старалась выбить вон, а стянуть груди, чтобы не торчали, как вымя у коровы. И исправить плебейскую походку. Не много будет от тебя проку, если не научишься ходить, как подобает настоящей даме.

– Если у меня так много недостатков, даже грудь никуда не годится, что, черт возьми, я здесь делаю?

– Настоящими красавицами не рождаются, ими становятся. И нет на свете женщины, которая не стала бы краше от капельки румян или более модного наряда.

Алессандра потерла ноющую лодыжку. Капелька румян? Определенно в ее случае этого недостаточно. В комнате рядом со спальней Ла Селестии находилась гардеробная, битком забитая лосьонами, пудрами, маслами, притирками и прочими волшебными средствами, с назначением которых ей еще предстояло познакомиться.

Ла Селестия призвала служанок, и они под наблюдением госпожи начали колдовать над Алессандрой, да так успешно, что она с трудом узнала себя в зеркале. Несколько раз волосы ей густо смазывали особой вытяжкой из трав, от чего они высветлились и приобрели золотистый оттенок. Ее искупали в ванне с лепестками роз, потом отполировали и покрыли лаком ногти, выбрили ноги и подмышки, долго втирали в кожу и волосы ароматические масла, выщипали брови, придав им более эффектную форму. Словом, носились с ней как с писаной торбой, и результат превзошел все ожидания.

– Ну, готова повторить еще раз?

– Такое впечатление, будто вы хотите сделать из меня совсем другую женщину.

– Именно. Чтобы стать успешной куртизанкой, надо быть не просто женщиной. Надо стать богиней.

– И это все? – с сарказмом спросила Алессандра.

– Как по-твоему, мужчины считают меня просто одной из женщин?

– Нет, но вы… это вы. Вы Ла Селестия. Вы не такая, как все остальные женщины.

– А как, думаешь, я этого достигла? С помощью простого везения? Счастливого случая? Считаешь, я с самого рождения получила этот счастливый билет?

Куртизанка опустилась в одно из кресел возле мраморного камина и жестом подозвала к себе Алессандру. Та скинула неудобную обувь, подобрала юбки, подошла и уселась рядом.

– То, что я расскажу тебе, знают немногие, – начала Ла Селестия. – И повторять не хотелось бы. Ясно тебе?

– Да.

Алессандра уже давно поняла, что за ангельской внешностью Ла Селестии кроется расчетливый острый ум и стальная воля. И возражать ей было бы просто глупо.

– Вот и славно. – Ла Селестия улыбнулась, но теплоты в улыбке почти не было. – Родилась я в Тревизо, не в Венеции. И мамаша моя была проституткой. А отец – французским солдатом, кстати, на матери он так и не женился. А как мы жили… мерзко, можно сказать. На гроши, в грязи и нищете. И ничего подобного у нас не было.

Она жестом указала на роскошно обставленную комнату, многочисленные резные и позолоченные сундуки, огромную кровать под балдахином, застланную белоснежным шелковым бельем с золотой вышивкой.

– Мать моя была женщиной необразованной, а вот ума и хитрости ей было не занимать. Ко времени, когда мне исполнилось пять, она поняла, что у нее растет дочь-красавица, и использовала все доступные средства для подготовки меня к другой, богатой и роскошной жизни. Она проследила за тем, чтобы я научилась читать, играть на музыкальных инструментах, петь, чтобы манеры у меня были безупречные. Когда мне исполнилось четырнадцать, мы приехали в Венецию. С одной-единственной целью: начать строить мою карьеру куртизанки. Отец давно куда-то пропал, но мама сумела накопить денег на дорогу, жилье и пропитание, правда, хватало их всего на две недели. Только две недели! Если б ее план не сработал, мы бы оказались на улице. Нищие, жалкие и совершенно одинокие, потому как в этом городе никого не знали. Несмотря на то что денег было в обрез, комнату мы сняли в дорогой гостинице на Большом канале, неподалеку от Риальто. Поблизости от тех мест, где имели привычку собираться самые богатые и влиятельные в Венеции мужчины. И вот наутро после приезда мама ушла куда-то, пропала на несколько часов, а потом вернулась с голубым шелковым платьем. Такого красивого платья я еще в жизни не видела! Оказывается, она пошла и заложила где-то единственное свое украшение, чтоб купить мне этот наряд. Она помогла мне его надеть, расчесала и смазала ароматическими маслами волосы и велела встать у окна, выходящего на канал. Через некоторое время подплыла гондола. Остановилась прямо под окном. В ней сидел молодой красавец, разодетый как принц. – На губах Ла Селестии мелькнула улыбка. – Я даже помню, в чем он был. Роскошный красный камзол, на голове берет, и с него свисает длинное красное перо. “О блистательная красавица! Богиня! – воскликнул он. – Сердце мое пылает от любви к тебе! Такой ослепительной красоты я еще не видел! Откуда ты? Давно ли в этом городе? Наверное, спустилась с небес, потому что похожа на ангела, а не живую женщину! Поговори со мной, мой ангел! Если не можешь говорить, дай знак, и я навечно буду принадлежать тебе и только тебе, ибо твоя красота несравненна!” Ну и так далее, в том же духе. Людям вокруг стало любопытно, что же за красавицу он узрел. Неужели она действительно так хороша, что сразила этого молодца наповал? К окнам нашей гостиницы подплывало все больше гондол, и вскоре на меня смотрела целая толпа мужчин, самых разных. Они кричали, просили, чтоб я вышла на балкон показать себя, доставить им такую радость. Но я вместо этого отошла от окна и спросила маму, что же мне делать. И тут она меня удивила. Я увидела, как затряслись ее плечи, как покатились слезы по щекам. Она смеялась и плакала одновременно. Я спросила: “Мама, почему ты смеешься? Почему плачешь?”