Пространство мышления. Соображения - Андрей Курпатов

То есть отношения между объектами (ситуация как ситуация, а еще не свернутый факт) – сами по себе есть предельно неустойчивый, нестабильный интеллектуальный объект, возникающий лишь в моменте, ситуативно[36]. Однако если я мыслю пропозициями – то есть некими свернутыми представлениями о реальности, то это уже не «озадаченное мышление», а «псевдомышление» – пропозиции будут сами как-то складываться во мне, поскольку у пропозиций есть своя четкая логика – детерминированные пропозициональной системой внутренние правила подобной сборки.

До тех пор пока я могу мыслить отношениями между интеллектуальными объектами (которые, как мы понимаем, тоже являются интеллектуальными объектами, но непропозициональными интеллектуальными объектами) – то есть самими ситуациямии как таковые, – у меня еще есть возможность интеграции большего количества фактов в систему, то есть я могу усложнять и усложнять эту ситуацию. Да, это тоже не дает мне прямого выхода в реальность (его и нет), но как бы продлевает мое отношение с реальностью, создает своего рода паттерн не прерванного пропозициональным упрощением отношения – что, собственно, и есть это состояние озадаченности.

В некотором смысле я (как и всякий из нас) лишь какой-то датчик, выставленный в реальность и собирающий некие данные о ней. При этом переработка этих данных неизбежна, неизбежны и искажения, потому что мой (как и любой другой) датчик не универсален, неточен, специфичен и т. д. и т. п. И да, те факты реального мира, которые мне доступны, это уже по большому счету «мои факты», а не «факты-мира-как-такового», нечто, что дано уже, так или иначе, в отношении со мной. Всё это неизбежные ограничения, которые мы должны принять.

Однако, понимая принцип превращения интеллектуальных объектов (друг в друга через отношение друг к другу), понимая, что отношения между интеллектуальными объектами в большей степени отражают структуру реальности, нежели они сами по себе, я могу использовать этот ключ и воспроизводить структуры, которые будут куда точнее ориентировать меня в действительной реальности, нежели любое мое, даже самое сложное и содержательно наполненное представление.

При всей его некоторой абсурдности этот дидактический формализм оказывается отнюдь небесполезен, когда мы переходим от абстрактных умопостроений к тому, как в фактической действительности ведет себя наш мозг и организованные им системы интеллектуальных объектов.

Прежде всего надо сказать, что сам этот феномен «другие люди» изначально не рассматривался мною как существенный аспект методологии мышления[37]. И вообще, надо признать, что он в этом качестве выглядит несколько странно – в конце концов, речь ведь идет не о психологии отношений, а о методологии мышления как такового.

С другой стороны, чем детальнее становилась концептуальная структура методологии мышления, тем явственнее ощущалось и то, насколько ошибочно (а может быть, просто недостаточно) этот феномен «других людей» осмыслялся прежде и как велико на самом деле может оказаться его значение именно для методологии мышления.

Наконец, в связи с результатами нейрофизиологических исследований, проведенных под руководством Гордона Шульмана (1997 г.), Маркуса Рейчела (2001 г.), а также Нормана Фарба (2007 г.) и вылившихся затем в создание этими авторами различных аспектов теории «дефолт-системы мозга», элемент «другие люди» большого пазла встает на место.

Итак, исключительное значение феномена «других людей» для методологии мышления, как мне представляется, больше отрицать нельзя. Однако и понимать этот феномен следует правильно (и для решения этой задачи потребуется не одно только это «соображение», но и два последующих). Прежде всего зафиксируем несколько тезисов, касающихся этого феномена[38].

Первый тезис. Хотя мы и существуем, казалось бы, в мире других людей, «другие люди», с которыми мы имеем дело, являются лишь интеллектуальными объектами нашего собственного индивидуального мира интеллектуальной функции (мы, в свою очередь, тоже являемся интеллектуальными объектами мира интеллектуальной функции других людей). Впрочем, всё, с чем мы имеем дело, – это наш индивидуальный мир интеллектуальной функции (реальность, представленная нам так).

Это тонкий и важный нюанс: мы сосуществуем с другими людьми – в обычном смысле – так же, как мы сосуществуем с другими предметами материального мира, другими животными, например, с явлениями природы и т. д. Нам только кажется, что между нами и в самом деле есть какие-то особые отношения. В действительности наши специфические («человеческие») отношения с другими людьми располагаются в специфической же плоскости – в нашем индивидуальном мире интеллектуальной функции, то есть они – эти отношения, строго говоря, принадлежат только нам (каждой стороне этих отношений в отдельности, и они какие-то разные).

Да, мы уверены, что мы сосуществуем с другими людьми каким-то особенным (человеческим, так сказать) способом – как-то не так, как со всем прочим, что у нас «отношения», «взаимопонимание», «психологический контакт» и т. д. Но это, надо признать, лишь весьма изощренная иллюзия восприятия. Мы таким «особенным образом» (человеческим) сосуществуем не с другими людьми, а с собственными представлениями о тех или иных «других людях», которые порождены нашим же собственным миром интеллектуальной функции, – то есть в нас же самих в качестве таких вот интеллектуальных объектов.

Иными словами, каждый «другой человек» является в действительности интеллектуальным объектом нашего индивидуального мира интеллектуальной функции. В каком-то смысле – очень образно, конечно, говоря – мы взаимодействуем не с другими людьми и не в некой реальности вне нас, а со своего рода галлюцинациями собственного производства, которые мы считаем реальными другими людьми (впрочем, и мы сами так же являемся чьей-то такой «галлюцинацией», множеством таких галлюцинаций во множестве индивидуальных миров интеллектуальной функции реальных других людей).

Это несколько контр-интуитивно (чему вряд ли стоит удивляться), но мы как «люди» (то есть всё, что мы считаем в себе собственно человеческим – наше мышление, наши представления, нашу личность, некое понимание жизни, наши отношения), по существу, виртуальные образования – мы лишь некие интеллектуальные объекты в других индивидуальных мирах интеллектуальной функции, ну и, разумеется, в собственном. Причем мы не есть нигде более и иначе, как в этой странной реальности мира интеллектуальной функции, распределенной между всеми нами, но при этом ни у кого не имеющейся в полной, так сказать, версии.