Сон в пламени - Джонатан Кэрролл

Я еще какое-то время смотрел на угол, потом на квартиру Уши, потом опять на угол. Реднаскеле было пора домой.

3

Вытянув рукоятку ручного тормоза, я позволил мотору фыркнуть напоследок и выключил его. «Рено» затрясся и закашлял, словно сердясь, что поездка кончилась. Но Марис и я не сердились. Мы ехали всю ночь из Мюнхена сквозь метель, прямо как в «Докторе Живаго». И что хуже – на машине не было зимних шин, печка грела лишь ноги (более-менее), а «дворники» двигались в такт какому-то уж запредельно иному маршу. Четыре раза нам приходилось съезжать с темного предательского автобана, чтобы соскрести ледяную корку с лобового стекла. В последний раз, близ Линца, когда мы снова забрались внутрь, машина не завелась. Ницше сказал, что бывают времена, когда все идет настолько из рук вон плохо, что остается только смеяться или сойти с ума. Но есть еще одна возможность – сидеть в холодном «РЕHO-R4», который не заводится, и в четыре часа утра есть бутерброды с колбасой.

Автомобиль был доверху набит вещами Марис. Кроме прочего мы везли семь городов из конструктора «Лего», чучело русской вороны и современный компьютер «Агари», напоминавший что-то из оборудования Пентагона. Города и ворона были в порядке вещей, но компьютер явился для меня сюрпризом. Оказалось, Марис, прежде чем строить города, проектировала их на компьютере.

Когда я вылез из машины, шея и спина у меня болели так, будто последние девять часов я таскал мешки с цементом. Я согнулся и несколько раз прикоснулся к носкам ботинок. В памяти всплыли самые опасные моменты на дороге, отчего по коже пробежали мурашки. Я заглянул в окно машины и увидел, что Марис тоже потягивается.

– Помнишь, как пограничник посмотрел на твою ворону?

– Только она его и заинтересовала. Наверняка подумал, что внутри у нее героин или что-нибудь в этом роде. Уокер, знаешь, как я тебе благодарна!

– Ты бы сделала для меня то же?

– Сам знаешь, да.

– Верно. Значит, я просто сделал то же, что сделала бы ты.

– Не будь таким галантным. Ты меня действительно здорово выручил, и я очень тебе благодарна.

– Ладно. Давай начнем распаковывать вещи.

– А может, сначала позавтракаем? Дай мне прийти в себя. Мы можем пойти в «Аиду» и взять горячих Tophen golatschen[10].

– Если я сейчас набью брюхо и окажусь в тепле и уюте, то просто впаду в кому. Давай сначала оттащим пару тюков наверх, к тебе, а потом там попьем кофе.

– Gut. Sowieso[11].

Хотя, прожив здесь столько времени, она свободно, без акцента говорила по-немецки, меня почти всегда удивляло, когда она вдруг бессознательно соскальзывала на Deutsch. Когда я спросил однажды, на каком языке она думает, она ответила, что на обоих.

– Хорошо, мисс Sowieso, пошли.

После двухнедельного ежедневного изучения в газетах раздела недвижимости Марис подыскала маленькую, недавно отремонтированную квартиру-студию в бидермейеровском доме на окраине Винервальда. Владела им богатая неприятная пара по фамилии Шушиц, которая тут же заявила, что большим неухоженным газоном за домом пользоваться нельзя. Я сказал Марис, что люди с такой фамилией и такой мелочностью недостойны ее денег, но Марис ответила, что, без сомнения, вскоре поладит с ними. И оказалась права.

Я взял из машины компьютер и очень осторожно понес его по ледяной улице к воротам. Марис отперла их и вернулась к машине за вещами.

Было семь часов утра, только что рассвело, но холодная тишина и тяжелое серое небо были не лучшим приветствием нашему возвращению в Вену. Когда я с трудом поднялся по наружной лестнице, ведущей в ее квартиру, ко мне подошел Diplom Ingeneur[12]Шушиц (как возвещала большая латунная табличка на многочисленных дверях).

– Значит, фрау Йорк наконец решила перевезти свои вещи и поселиться здесь, а?

У него было лицо человека, уверенного, что знает ответы на все вопросы и будет счастлив дать их, если вы догадаетесь спросить. Но я-то знал, что его жена распоряжается всеми деньгами и не дает ему ничего делать самому, обращаясь с ним как с дурачком, за которого она вышла давным-давно по своей наивности только из-за его смазливой внешности.

Я хотел ответить ему какой-нибудь колкостью, но тут у меня за спиной возникла Марис.

– Фрау Йорк, это же не ваш компьютер, верно? Что вы делаете с этой штуковиной? – спросил Шушиц.

– Сейчас я работаю над схематической психологией, и мне нужна машина для расчета уравнений репрезентативных нулевых зон. На компьютере это гораздо быстрее.

Он смутился, но быстро усек: останься он тут еще мгновение – и мы поймем, что он ничего не смыслит в «схематической психологии».

С улыбкой нервной крысы Diplom Ingeneur сказал «добро пожаловать в новое жилище» и поспешил восвояси.

Я подождал, когда за ним захлопнутся ворота, а потом проговорил через плечо:

– Я и не знал, что ты сильна в уравнениях нулевых зон.

Марис издала смешок.

– Конечно, он еще тот хмырь, но не забывай, что мне придется жить в их доме. И вообще, с людьми подобного сорта нужно обращаться так: пусть осознают свою тупость, и тогда уберутся не такими самодовольными.

Следующие несколько часов мы перетаскивали прежнюю обстановку Марис в новое помещение. Это позволило узнать о Марис еще кое-что. Ей нравились грубоватые певцы вроде Тома Уэйтса и Скриминг-Джея Хоукинса («Ты любишь просто клевую музыку, а я хочу слышать такую, что разрывает сердце»), тяжелые ботинки со шнурками и сапоги, малоизвестные романы на английском и немецком. Я помогал упаковывать эти коробки в Мюнхене, но мы все делали в спешке, чтобы как можно скорее убраться оттуда. Сказать по правде, Марис была тогда спокойнее меня, но я не стыдился своей нервозности. С того момента, как мы поехали на запад из Вены два дня назад, меня не оставляло убеждение, что, если появится Люк, я что-нибудь такое сделаю, о чем потом пожалею.

Через месяц после нашего знакомства Марис постепенно поведала мне историю своих отношений с ним. Слишком многое в этой истории напоминало мне ингредиенты ведьминского варева из «Макбета»: филе болотной змеи, тридцать дней как сдохшая под скалой жаба, пот с тела только что повешенного. Марис обиделась, когда я сказал ей об этом, но факт оставался фактом: в лице Люка она связалась с психопатом высокого класса, обладателем докторской степени по творческому садизму.

Они познакомились у общего друга, и с самого начала Люк начал ее преследовать. Очаровательный, умный и ранимый (как она думала), он постоянно звонил, присылал экзотические цветы, приглашал в рестораны, где расплачивался взятыми в долг или крадеными деньгами. В первый раз они переспали в семикомнатной квартире в Швабинге, якобы принадлежавшей ему, но, как после выяснилось, ею владела его прежняя любовница, которую он пригрозил избить, если она не съедет на пару дней, оставив ему ключи. Он рассказал Марис правду, когда их отношения превратились в череду зловещих сцен и опасных ситуаций. Однажды Люк пришел в бар «Шуман», где у нее была встреча с кем-то другим, и печальным голосом отчитал ее за то, что она не предупредила этого человека о своем СПИДе. То, что она умирает сама, не дает ей права убивать других, как бы горько ей ни было.