Высокие отношения - Михаил Рагимов

Изморозь ударил еще раз, чувствуя, что падает, и снова на спину. Чудом перекрутился в воздухе — приложился бы снова затылком, и не встал. Твердость брусчатки больно стукнула по пяткам.

У врага подкосились ноги, и он начал заваливаться лицом вперед. Мертвец чуть не придавил безжизненной тушей отпрыгнувшего Лукаса — бессильные пальцы скользнули по колету.

Изморозь лихорадочно оглянулся. К счастью, недолгая схватка обошлась без свидетелей, а шум никого не побеспокоил до той степени, чтобы возмущаться. Парень присел, охлопал штаны убитого, не обращая внимания, что пачкается в крови — ее и так было с избытком, что на руках, что на теле. Ага, вот и кошелек. Увесистый! Даже если только медь, уже неплохо!

Лукас сунул находку за пазуху. Снова оглянулся. По-прежнему вокруг стояла тишина. Не хлопали ставни, никто не кричал о хладнокровном убийстве и наглом грабеже. Тихий квартал, спокойный!

Изморозь представил как он сейчас выглядит со стороны. Жутковато, что и говорить! Весь в крови, волосы дыбом, глаза горят! Его скорчило приступом внезапного смеха. Лукас чуть не упал, содрогаясь от хохота. Обоссавшийся ужас из пустошей, чтоб его! Самое то пугать детей и соседских коров!

* * *

Каждый горожанин знал, где живут циркачи из «Ключа»! И почти каждый тут побывал! Кто ходил к гадалкам, кто — попялиться на зверинец, а кто и к веселым и не жадным циркачкам наведывался за плотскими утехами.

Табор располагался между портом, что раскинулся на мысе, у бухты, и городом, что стоял в лиге от побережья. Там, где сходятся три дороги, разбегаясь причудливой литирой. От перекрестка, по широкой — двум телегам места хватит — дороге, местами даже мощенной, и к морю, вдоль пыльных ореховых рощ.

Цирк, до того неустанно бродящий и катающийся по побережью, в Сивере оказался с год назад. И до того пришелся ко двору местным, что все никак не мог сняться. И укатиться дальше, по пыльным дорогам.

Сивера — город портовый. Корабли то приходят, то уходят. Торговые караваны косяками идут. Непрестанный круговорот человеков в Универсуме, как сказал бы какой ученый, доведись таковому прослышать про данную данность! И моряки, и торговцы — люди с деньгами! И пьют как верблюды, соря деньгами, когда голову дрянным пойлом затуманят. И шутки им можно шутить одинаковые, и фокусы показывать одни и те же. Кто там заметит, что на прошлой неделе все тоже самое было?

Опять же, у циркачей имелся запас всякого хитрого зелья, годного для разнообразнейших дел. Много, короче говоря, имелось причин не сниматься с места.

Колеса врастали в песок, а циркачи в город. С ними здоровались, кое-кого звали в гости, а кое-кого и настойчиво зазывали. Глядишь, год-два, и все, станут местными — никто и не вспомнит, что приезжие. Рожами почернели, волосы выгорели — будто всю жизнь тут прожили. Разве что говор выдавать будет! Язык не перекрутить…

Лукас шлепал по лужам, поглядывал вверх — солнце потихоньку забиралось на серое небо — трехдневный потоп все-таки кончился! Засмотревшись, Изморозь поскользнулся на гнилом яблоке, упал, неловко подвернув левую руку. Падая, лицом чуть не угодил в дохлую крысу…

Незадачливый вор сел на мостовую, бессильно выдохнул. За что караете, боги⁈ Что сделал вам такого⁈ От злости и обиды, Лукас ударил кулаком по камням. Взлетели брызги. Грязная вода стекала по лицу, мешаясь с кровью.

Конечно, удивительно — как от людей столько мусора получается? Груды, горы мусора! И вообще, живешь себе, живешь… Выйдешь за пивом, вернешься, а из дверей трупы выносят. Или вовсе, выйдешь рано утром от любовницы, а тебе ножом в глотку, раз! Раз! Странный мир вокруг, несправедливый. Или это времена такие, предпоследние?

На воротах, выходящих в сторону порта, стража, как обычно, отсутствовала. Как аборигены говорили, ее и не ставили тут никогда. За бессмысленностью. И к счастью! Лукас прошел под каменной аркой, трясясь от мысли, что его могут заметить. Но снова повезло!

Наконец, спящий город остался позади.

Дойдя до перекрестка, Изморозь свернул на нужную дорогу. Растоптанная и раскатанная пыль после обильного дождя стала липкой грязью, так и норовившей стянуть сапоги. Поэтому пришлось идти по придорожной траве, приминая жесткие стебли и отмахиваясь от репейников, нагло торчащих как раз на уровне лица.

Идти довелось недолго, да и сам путь утомительным не стал. После всех треволнений и переживаний пройтись по утреннему холодку, пусть даже и борясь с вредительской флорой — не самое плохое времяпровождение за последние сутки!

Дорога перевалила небольшой холм, и перед Лукасом открылся вольготно раскинувшийся на пустыре лагерь. Его окружала импровизированная ограда из натянутых на высокие неошкуренные колья старых сетей, из-за обилия дыр и общей ветхости уже не годных в рыбацкий промысел. «Ворота» изображали две кибитки, развернутые друг к другу кормой — между ними могло проехать развернутым строем рыцарское «копье», не толкаясь локтями — так сказать, без ущербу чести.

На берегу, на линии прилива, то и дело обдаваемые грязной пеной, ковырялись дети — похоже, собирали крабов и прочую мелюзгу, годящуюся упокоиться в ненасытной утробе. Чуть глубже, по грудь в воде, уныло брели два угрюмых — то ли с перепою, то ли от раннего подъема — рыбака, тащили бредень.

Третий сидел на песке, баюкал ногу, громко ругая гадских, склизких и жопоплавниковых рыб в общем, и проклятых скатов-шипохвостов, в особенности. Лукас пожалел бедолагу — местные скаты особой ядовитостью не отличались, но хромать тому и хромать! И не такие слова на ум придут!

Не считая детей и рыбаков, остальной лагерь спал и просыпаться не собирался. И не удивительно. Жизнь циркача — она на бандитскую многим похожа. Циклом суточной жизни в особенности. Вечером и ночью работаешь, утром и днем дрыхнешь без задних ног.

Если не подрезали, конечно, и скат своим шипом в пузо не ткнул — а такое бывало! Изморозь пару месяцев скреб перышком, работая в порту писцом, и наслушался страшных морских историй с запасом.

Работа была несложной и весьма прибыльной, жаль — недолгой. Новенького, решившего, что он тут самый умный и хитрый, быстро раскусили и выставили пинком под зад. Хорошо, не зарезали!

Лукас, впрочем, зла нисколько не затаил — благо, успел немного нажиться. Ну и познакомиться с Йоржем — одним из дюжины главарей «Ключа».

Тамошняя иерархия отличалась лютой запущенностью и необходимостью учитывания кучи разнообразнейших факторов! Даже звезды влияли на то, кто в данный момент главнее. С другой стороны, Лукасу и тогда это было не особо важно, а уж теперь — тем более. Марселин посоветовала бежать сюда. И значит, Йорж мог помочь. Мысли о возможной засаде, конечно, просто так Лукаса не оставляли, но всерьез их обдумывать он не рисковал, боясь провалиться в бездонную яму уныния и скорби.

Изморозь крадучись проник в лагерь. Первые шаги сделал с оглядкой, но плюнул, и зашагал быстрее, не шарахаясь от каждой тени. Смотреть на него было некому. А кто посмотрел бы — невольно проникся сочувствием.

То еще пугало, хоть на огород ставь! Рожа и руки в засохшей крови — толком отмыться не вышло — у фонтана на площади толпились «ночные», съехавшиеся на свою обычную утреннюю беседу. Одет в вещи с чужого плеча, еще и сыроватые — ленивая хозяйка вывесила свежепостиранное еще до дождей, но так и не удосужилась забрать.

Дорога лежала мимо небольшого зверинца. Лукас замедлил шаг. Сколько раз тут, а все не насмотрелся. Надо было в егеря идти…

Беспокойно ходил по клетке тигуар, хлестал себя по бокам пушистым хвостом, щерился, чувствуя запах убоины. Косил раскосыми желтыми глазами на соседнюю клетку, где беззаботно дрыхла пузом к потолку мохнатая живая гора — пещерный медведь.

Свалявшаяся серо-бурая шерсть свисала с могучих боков. Лукас медведей опасался — знал, что вот эта вот бесформенная куча шерсти и жира, способна догнать лошадь. И сожрать вместе со всадником, седлом и стременами. И разве что поперхнуться звездочкой от шпоры.

Рядом с хищниками, в большом вольере, спали козероги, с толстыми и длинными рогами, напоминающими луки. Подле — парочка изящных косуль и невысокая, но крепкая антилопа с немаленькими клыками — Лукас все никак не мог запомнить ее название. То ли каторга, то ли кабарда.

Чуть в стороне, сооруженный из все тех же сетей, но в несколько рядов — здоровенный вольер, набитый курами. Их, как пояснял Йорж, в цирке разводят на корм зверям и на закуску самим циркачам.

В воздухе стоял острый запах помета и навоза…

Пройдя зверинец, Лукас уткнулся в лабиринт палаток, шатров и кибиток. Точной дороги он не помнил, да и не существовало ее — кочевой народ то и дело переставлял свои домики — сбивая с толку любого, даже