Битва за Ориент - Олег Попенков

Потом мне выдали временный документ с новой фамилией и именем. В легионе все получают не только новые имена, но даже меняют национальность: французы становятся шведами, украинцы – канадцами и т. д. Всё это делается для заметания следов. Пройдя и этот этап, состоявший из проверок на физическое состояние, уборки территории, медицинских тестов и знания компьютера (все волонтёры должны хорошо им владеть), я наконец попал в Аубани – основной отборочный центр под Марселем, куда нас, будто туристов, отвезли на шикарных кондиционированных автобусах. По прибытии в центр нам всем выдали спортивные костюмы, футболки, бельё и первый раз – деньги, из расчёта 28 евро за будний и 30 евро за выходной день.

А далее распорядок дня такой же, как и в любой воинской части: подъём в пять утра, зарядка, уборка и бесконечные проверки и тесты. Выгоняли массово за любой самый малый проступок, а также тех, кто не справлялся с какими-то испытаниями. Последним из них был бег. Нужно было уложиться в норматив – пробежать три километра за 12 минут. Я одним из немногих выполнил и это задание.

Русскоязычных кандидатов вообще было немало. В основном из бывших союзных республик – украинцы, татары, казахи… Некоторые дошли до конца, имея более основательную в прошлом физическую и военную подготовку, чем любой из французов. Но большинство из них всё-таки выгнали за то, что те не захотели пресмыкаться перед местным персоналом.

Наконец я перешёл в разряд «зелёных», т. е. тех, из кого выбирали новобранцев. К этому моменту я должен был уже вызубрить до полутысячи французских слов, что при нашей-то институтской подготовке сделать было совсем несложно. Считается, что такой словарный запас является достаточным для функционирования как на поле боя, так и в казарме. Отношение к «зелёным» намного лучше: от привилегированных работ до жрачки во французских ресторанах. Я даже отъелся на классных харчах!

Все мы, а нас было десятка три, ждали решения отборочной комиссии, которая работала лишь один раз в неделю. Зачислить должны были только каждого третьего. Вот я и попал в число «красных», т. е. тех, кого приняли в легион. Там я попросился в парашютисты – так посоветовал мне один наш бывший офицер, уже легионер со стажем, и меня зачислили в состав 2-го парашютно-десантного полка, куда входит и спецназ. И отправили к месту его дислокации – на Корсику.

Уже на острове, в городке с «майонезным» названием Кальви, мне, как новоиспечённому легионеру, выдали документ – anonymat, с новыми персональными данными: другие имя и фамилия, новые имена родителей, дата и место рождения. На основе этого документа оформили служебный паспорт. Так я стал Этьеном Фуше…

– А зачем это нужно? – перебил Павел. – Ведь, насколько я понимаю, к виду на жительство, скажем, во Франции, все эти фокусы с документами ничего общего не имеют?

– Видишь ли, официально легион призван выполнять функцию «защиты французских граждан, находящихся за рубежом». Например, где-нибудь, где по контракту работали французские специалисты, произошёл переворот и идёт братоубийственная война. Гибнут мирные люди и серьёзной опасности подвергаются жизни французских граждан. Вот в таком случае легион может разработать и провести спецоперацию по их спасению, направив в эту страну своих военнослужащих. Но всё это – теория! На деле же, Иностранный французский легион проводит другие операции, суть которых в диверсиях и карательных акциях на территориях других государств. Эти действия, как ты сам понимаешь, не относятся к благовидным с точки зрения международного права. А потому истинное происхождение людей, которые осуществляют эти самые действия, находится в некоем тумане…

Вновь в разговоре старых друзей наступила пауза, во время которой Дорошин, не переставая удивляться рассказу Александра, думал о том, что история его институтского однокашника больше напоминает классический французский роман, нежели реальную жизненную историю.

Впрочем, не верить другу у него не было никаких оснований. Да и то, что произошло за последние десятилетия с ними со всеми и их страной, некогда большой и единой, разве не жестокий роман с продолжением?… Великим французским писателям-романистам до такого недодуматься!

– И что было потом? – спросил Дорошин, вновь наполняя рюмки и ощущая искреннее желание напиться.

– А дальше было много всякого. Экспедиции в Африку и Азию, тропические ливни и экзотические заболевания, бои против наркомафии в Латинской Америке, где я лишь чудом остался в живых. Местные наркобароны имеют не только свои вооружённые формирования, которые искусно используют условия джунглей для ведения войны, но и вполне современную боевую технику, включая малую артиллерию и авиацию. Примерно через год мне присвоили чин капрала. Потом решили повысить до сержанта, но не успели. Во время экспедиции в Косово я получил лёгкое ранение, а вместе с ним и право на французское гражданство вне всякой очереди. Так положено по правилам. Не скрою, после всех злоключений я поначалу этому очень обрадовался. Стремился забыться, вычеркнуть прошлое из памяти и стать настоящим Этьеном Фуше. Делал снимки в парадной красно-белой форме на новые документы. Подписал даже очередной контракт на пять лет. Да видно – не судьба. Помешали обстоятельства…

Во время одной карательной операции в косовской деревушке наш капитан Дидье Мюррей приказал мне ликвидировать сербскую семью – молодую женщину, её детей и двух стариков, взрослые сыновья которых воевали против войск НАТО. Я поглядел в глаза этих людей и… Угадай с трёх раз, кого я ликвидировал? – грустно усмехнулся Степанченко и продолжил, не дожидаясь ответа: – Правильно, самого капитана. Потом убегал, скрывался. Воевал в армии Милошевича против своих же бывших сослуживцев – ведь вернуться на Украину с французским паспортом я не мог. А украинский, как ты сам понимаешь, остался «заложником» в легионе.

Позже с фальшивыми документами на чужое имя, подобранными на той войне, приехал в Казахстан, где за деньги в то «мутное время» мне помогли приобрести старый паспорт советского образца, и с ним уже мне удалось перебраться в Россию, в рамках программы «возвращения соотечественников». Жил лет семь или восемь в разных городах сибирской глубинки, берясь за любую работу там, где не особенно требуют документы. Только потом понял, что, кроме как оружие в руках держать, больше ничего не умею. Вот и подался в Ливию, добыв «липовый» заграничный паспорт, с которым прилетел сюда с территории всё того же Казахстана, надеясь на то, что для казахов мой «аусвайс» будет не интересен. И не ошибся.

Здесь меня, бывшего советского офицера, да со знанием арабского языка, приняли как родного. Несколько лет прослужил спокойно, подзаработал деньжат и уже подумывал вернуться в Россию, да вот не успел: приключилась местная заварушка. А оставить в такой ситуации приютившую меня страну не могу. Не позволяет честь офицера и полученное при «совке» воспитание… Ну, вот, Паша, я тебе всё и рассказал, – облегчённо выдохнул Александр. – И с души будто тонна груза свалилась, ведь ты – первый из моей прошлой жизни, кому я поведал всё, ни слова не утаив! И я очень благодарен тебе за то, что мне наконец удалось выговориться. Если бы не ты, так бы и носил в себе этот непомерный груз тоски и тяжелейших воспоминаний!..