Город грешных желаний - Елена Арсеньева

— Да забудь ты об этом! — не сдержавшись, рявкнула Цецилия.— Забудь! Если бы тебя изнасиловал смертный развратник, ты что, тоже в петлю быполезла? Ничего подобного. Стерла бы коленки в молельне, вот и все!

Она не договорила, с интересом наблюдая, как Дариязажмурилась, видимо, изо всех сил стараясь это представить, но тут слезы сновабрызнули из-под ресниц, и она открыла детски-беспомощные глаза, прорыдав:

— Не могу! Не могу такого представить! Ведь вы сказали, чтос мужчиной я бы получила удовольствие, мне было бы хоть что вспомнить хорошее,а тут… — И она с отвращением передернула плечами.

Цецилия непременно рассмеялась бы — если бы могла. Но онатолько головой покачала, вспомнив историю про монахиню, которую изнасиловалитрое разбойников, и та, одернув свое рубище, перекрестилась: «Благодарю тебя,боже! Без греха и досыта!» Вот уж правда, что неисповедимы пути твои, господи.

— Ну, если дело только в этом… — протянула она задумчиво,словно с трудом искала ответа, в то время как уже ясно видела, что делать, чтоговорить, и нужные слова неслись наперегонки. — Надо сделать так, чтобы тебявзял смертный мужчина. Тогда будет считаться, что он разрушил твоюдевственность, а инкуб и впрямь являлся во сне.

— Будет считаться? — недоверчиво переспросила Дария. — Акем?

— Да нами с тобой, — пожала плечами Цецилия. — Особенно еслиты испытаешь удовольствие.

Дария нахмурилась, обдумывая сказанное своей мудройнаставницей.

— И что, для этого годится любой мужчина? — спросила онаосторожно.

— Ну уж нет! — оскорбленно фыркнула Цецилия. — Большинствоиз них думает только о том, как свой блуд почесать, а о женщине не заботится.Это должен быть особенный мужчина, знающий толк в любви.

— В любви?! — потрясенно воскликнула Дария. — Как, разве иэто — любовь?!

«Только это и есть любовь!» — едва не воскликнула Цецилия,но боялась, что разрыдается, если молвит хоть слово, а потому просто кивнула.

— А где найти такого мужчину? — деловито спросила Дария, иЦецилия мрачно усмехнулась:

— Предположим, я смогу тебе помочь. У меня есть одинзнакомый. Он настоящий патриций, из тех, кто вписан в libro d`oro, Золотуюкнигу, человек почтенный…

— Почтенный? — перебила Дария с едва уловимой ноткойразочарования в голосе. — Но… разве для сего непременно нужны почтенные лета изнатное происхождение?

— Тебе что, баркайоло сюда привести? — сухо осведомиласьЦецилия. — Человеку, о котором идет речь, слегка за сорок. Самый раз!

Ей очень хотелось добавить, что за свое патрицианствоАретино заплатил двести или триста дукатов, так что о его знатном происхожденииможно говорить только со скрытой усмешкой. Другое дело, что сын сапожника изАреццо живет так, как не каждый principe может себе позволить! А что до егопочтенности, то у Аретино «шест» покрепче и подлиннее, чем у любого баркайоло!Но она не стала вдаваться в столь волнующие подробности, а только уточнила:

— Так ты согласна?

— Что же мне делать? — воздела руки молодая монашка. — Этотгрех можно хотя бы замолить! Страшно только, что я совершаю сие по доброй воле,сознательно нарушая обеты, которые принесла господу!

— Ну, моя милая, — пожала плечами Цецилия. — Господу нашему,Иисусу сладчайшему, столько приносят обетов, что он и счет им потерял,наверное. Где ему разглядеть, какой нарушен, а какой нет!

Дария подумала-подумала — и кивнула. А ведь и в самом деле!У бога столько дел, столько людей требуют его присмотра! Может быть, ейповезет, и господь в нужную минутку как раз обратит свой взор на какую-нибудьдругую грешницу?..

Ну и, разумеется, все это было обставлено еще множествомохов, ахов, и рыданий, и причитаний, и проклятий врагу рода человеческого,который… ну и так далее, и в конце концов Цецилия преисполнилась уверенности,что нет ничего более унылого на свете, нежели совращение девственницы. Кое-какугомонив Дарию приказом лечь поспать (нет, разумеется, в другой келье, в другойпостели, как же иначе!), она стремглав убежала к себе — и дала волю слезам.Мало того, что Аретино бросил ее ради этой недалекой ломаки, так она еще идолжна была устраивать их новые встречи! Больше всего ей хотелось сейчасплюнуть на Дарию, на Аретино, а заодно на все монастырские дела, которыетребовали ее неотложного вмешательства. Но слишком многое могло рухнуть, посмейона не угодить Аретино, а потому несчастная аббатиса собралась с силами иоткрыла свой секретер, где лежали перья и бумага. Вскоре с нарочным в палаццона Canal Grande было отправлено достаточно пространное послание. Ответ пришелнезамедлительно. Цецилия, прочитав и подумав, написала снова. Пьетро сноваответил… Словом, до времени «Ave Maria» Цецилия только и делала, что получала иотправляла письма, и к урочному часу дурное настроение ее достигло своейвершины.

Вдобавок за обедом в трапезной много шумели, а во времядневного сна две послушницы тайком распевали серенаду, которой их научил некийбаркайоло. Более того! Цецилия узнала, что парня с завязанными глазамиприводили в монастырь, где он тешил пятерых «невест Христовых» всю прошлуюночь, а потом был, также с завязанными глазами, выведен за монастырские стены.Ну и ночка выдалась! Не монастырь, а… а… Цецилия не могла подобрать сравнения,но больше всего она злилась на то, что, оказывается, проспала еще однозамечательное приключение. Девчонки, конечно, поступили чересчур неосторожно:простолюдины болтливы, а вдруг тот баркайоло оказался приметлив? Но главное —это было просто греховное наслаждение плоти без малейших признаков выгоды длямонастыря! Ночь с воспитанницей Цецилии Феррари стоила недешево: до пятидесятидукатов, и очень многие состоятельные люди не колеблясь платили огромныеденьги, особенно если за это им дозволялось распутничать в любом уголке монастыря.

Скажем, находились любители переодеться в сутану иизображать священника, принимающего исповедь. Молоденькая монашенка красочнорасписывала свои мнимые и действительные грехи, распаляя «священника» до техпор, пока он не врывался в исповедальню, которая тут же начинала ходитьходуном.