Читалка - Поль Фурнель

Я занимаю единственное кресло — это моя привилегия, и я ею дорожу. Остальные кружком сидят на стульях. Все они — герои романа, который мы совместными усилиями сочиняем уже много лет. Каждый играет свою роль. Я точно знаю, кому какую рукопись отдать на рецензию, если хочу ее зарубить. У каждого свои предпочтения. Некоторые чувствуют читателя лучше, чем другие, у них легкая рука. Кое у кого есть нюх на новое. Эти призывают к риску. Иногда время доказывает их правоту, но перед финансовым руководством они всегда виноваты.

Существуют редсоветы, состоящие исключительно из знаменитых писателей: молодую литературную поросль они отбирают из числа наиболее достойных и заботливо взращивают. Эта дорогостоящая схема неплохо работает в области высокой литературы и эссеистики. Проблемы у них обычно начинаются по мере приближения к основе основ ремесла — умению удержать издательство на плаву. Момент принятия решения о публикации настолько чарует широкую публику, что многие склонны считать, что в нем-то и состоит работа издателя. На самом деле она с него только начинается.

В нашем издательстве редакционный совет — собрание профессионалов, представленное не столько писателями, сколько читателями.

— Первым делом надо решить, кто займется романом, который оставила бросившая нас Валентина, — начинает Менье. — Довериться этой девчонке было явно не лучшей идеей.

— Принимаю этот нежный упрек на свой счет. Беру работу с текстом на себя.

— А может, воспользоваться предлогом и вообще его отклонить? Рукопись-то слабенькая. Какая-то история несчастных подростков… Кто-нибудь ее читал?

— То есть ты предлагаешь дать от ворот поворот начинающему автору, уже получившему наше согласие?

— Ну вряд ли она сможет нам сильно навредить.

— Тебе, может, и нет, но лично я буду испытывать жгучий стыд до конца своих дней.

— Мне вносить этот поучительный обмен мнениями в протокол? — вмешивается Сабина.

— Обязательно. В нем каждое слово — золото. Короче говоря, я лично займусь этим текстом, и мы выпустим симпатичную книжку. Она получит премию за лучший дебют, засветится во всех журналах под рубрикой «Книжные новинки» и тихой сапой проникнет в книжные магазины и на соответствующие сайты. Бестселлером она не станет, но и убытков нам не принесет. Теперь поговорим о новом романе Бальмера. Марк, ты его прочитал?

— Да. Бог свидетель, я обожаю Бальмера и всегда его защищаю, но на этот раз он меня, честное слово, разочаровал. Мне очень жаль, но эта история про корабль, затерянный в Северном Ледовитом океане, пусть даже и с хорошенькими девушками на борту…

— А мне он показался интересным, — неожиданно объявляет Менье. — Ну, скажи, неужели сцены с собакой тебя не развеселили? И потом, композиция романа, построенная по принципу партии в домино, — удачная находка. В любом случае, мы рассчитываем на Бальмера. В это сумасшедшее время он понадобится нам очень скоро.

— И все-таки я предпочитаю его романы о любви и даже сборник рассказов «Плот „Медузы“»…

— Кто еще читал рукопись?

— Я читала, — говорит Сабина. — Но я же не член совета.

— Что не мешает тебе высказать свое мнение.

— Мне тоже больше нравятся его романы о любви, потому что я люблю читать про любовь. Особенно тот, про девушку-блондинку из Ирландии… Но новый роман тоже очень интересный. И потом, мне кажется, читателя полезно время от времени встряхивать.

— То есть ты бы его напечатала?

— Без малейших колебаний.

— А ты, Марк? Твой ответ: «нет, но…» или «да, но»?

— Разумеется, «да»!

Я рад, что обсуждение идет без моего участия. Его результат не вызывал у меня сомнений, но я предпочитаю, чтобы решение не исходило напрямую от меня. Бальмер — мой друг, и, думаю, отвергать его рукописи в любом случае было бы с нашей стороны большой ошибкой.

Когда к автору приходит успех, все поголовно — читатели, книготорговцы, издатель (особенно если он это отрицает) — хотят, чтобы его следующая книга была похожа на предыдущую, и только сам автор порой колеблется. Издавать произведения одного и того же писателя — совсем не то же самое, что нанизывать на нитку одинаковые жемчужины. У каждого автора есть свои слабые стороны и свои тайны, которые проясняются от текста к тексту; у каждого — свои прорывы, способные стать решающими. Писатель может вообще бросить писать. Хотя есть авторы, всю жизнь пишущие одну и ту же книгу, но при этом умудряющиеся выпускать собрание сочинений, достойное войти в историю литературы.

Что сегодня утром понадобилось от меня Женевьеве? После того самого застрявшего в глотке морского языка я не обмолвился с ней ни единым словом. От дверей издательства мы сворачиваем налево.

— Куда ты меня ведешь?

— Придется немного прогуляться, дорогая: мадам Мартен закрылась. Но с твоими длинными ногами тебе, надеюсь, не составит труда прошагать в моей компании весь наш квартал. Кстати, пройдем мимо твоего нового издательства!

— Ты догадываешься, почему я попросила тебя о встрече?

— Сейчас попробую. Ради удовольствия оплатить ресторанный счет? Или, если ты сегодня добрая, чтобы еще разок повернуть нож в моей ране? Или просто на всякий случай, мало ли что завтра будет? От великой и прославленной старушки Женевьевы я жду чего угодно! Заходи, нам сюда.

Бистро выглядит как типичное бистро, недавно отремонтированное под старину. Кухня у них, должно быть, километрах в пятидесяти дальше, а еду разогревают в кипятке или в микроволновке…

Я нарочито долго изучаю меню. Мне хочется как следует помариновать Женевьеву. Итогом мучительных раздумий становится по-спартански аскетичный выбор: салат из помидоров и хек. Как раз мне под настроение. Женевьева это чувствует.

— Значит, ты не притворяешься. Ты и в самом деле на меня злишься.

— Пусть это не лишает тебя права заказать утиный паштет и заячье рагу.

— Как начет бруйи?

— Может, лучше бордо? Грав, например?

— О, даже так?

— Похоже, обед не доставит большого удовольствия ни мне, ни тебе. Так какой смысл…

— Ладно, я не собираюсь тянуть до десерта. Я хочу, чтобы ты прочитал мою рукопись.

— Ту, что ты отдала Брассе? Ты надо мной издеваешься?

— Нет. Я ее закончила. Они ее прочитали и приняли. Но я представить себе не могу, чтобы книга вышла без твоего глаза. Мне надо знать, что ты о ней думаешь.

— Я не думаю о ней ничего.

— Ты не можешь мне отказать!

— Что-то я не пойму. Я не вычеркнул из твоих текстов ни слова. Ничего не правил, не тронул ни одного абзаца. Если мне не изменяет память, я оставил в неприкосновенности всех твоих блондинок. Послушай… Ты уже тридцать раз доказала, что способна написать книгу!