Возвращение призраков - Джеймс Герберт

При рукопожатии он удивился отсутствию силы в руке священника, но потом заметил его деформированные, покрасневшие и распухшие от артрита суставы. Наверное, всякое усилие причиняло преподобному Локвуду ощутимую боль.

Эш сидел на комфортабельном раскладном диване перед большим кирпичным камином с длинной решеткой, заваленной старыми высохшими поленьями. В комнате было прохладно и пахло пыльными книгами и старой кожей. Запах кожи исходил от двух изношенных кресел, их обивка исцарапалась и местами порвалась. Вдоль низкого потолка шли балки, а посреди комнаты толстый столб поддерживал верхний этаж.

— Вы не возражаете, если я закурю? — спросил Эш и полез в карман пиджака.

Преподобный Локвуд вздрогнул, обернулся к нему, словно на время забыл о присутствии исследователя, и резко ответил:

— Я бы предпочел, чтобы вы воздержались.

Рука Эша замерла, и он холодно посмотрел на священника. В это время в комнату вошла Грейс Локвуд с подносом, на котором стояли кофейник и чашки. Ленч перед тем был довольно постным — салат с ветчиной и несколько сортов сыра, — и беседа велась такая же постная. У Эша сложилось впечатление, что священнику не до еды, однако во время ленча тот не дал вовлечь себя в обсуждение слитских призраков. Даже когда все перешли в гостиную, викарий, казалось, не хотел касаться этой темы, и Эш первым заговорил о таинственных явлениях, рассказав о песнопениях, доносившихся, как ему показалось, из заброшенной деревенской школы. Локвуд подошел к одному из освинцованных окон и посмотрел на улицу, лицо его еще больше омрачилось.

Грейс заметила, как Эш засунул сигареты обратно в карман.

— Вы хотели закурить, Дэвид? — Она многозначительно улыбнулась, посмотрев на отца. — Я поищу для вас пепельницу — мы держим ее для гостей.

Поставив поднос на маленький кофейный столик, она снова вышла. Викарий нахмурился, провожая ее взглядом, но в его глазах отражалось добродушие.

— Вы действительновозражаете? — еще раз спросил Эш, делая упор на втором слове.

— Пожалуй, нет, — ответил Локвуд, и его черты немного смягчились. — Простите меня за дурные манеры, мистер Эш. Боюсь, это дело повлияло на меня больше, чем я хотел признать.

Он отошел от окна и опустился в кресло напротив исследователя. Изношенная кожа застонала под его весом.

— Думаете, я могу налить кофе? Мои руки нынче стали неуклюжими.

Эш нагнулся к столику между креслами и налил две чашки.

— Черный, — сказал викарий, когда Эш потянулся к кувшинчику со сливками.

Когда сутулый священник взял протянутый Эшем кофе и зажал блюдце между указательным и большим пальцем, другой рукой придерживая чашку, его скрюченная рука тряслась.

— То песнопение, что вы якобы услышали из школы, — вы узнали его? — спросил он, усевшись обратно в кресло.

— Я не разбираюсь в церковных гимнах, — ответил Эш, пригубив свой кофе. — Впрочем, он звучал знакомо. Где-то я слышал его раньше.

— Припомните какие-нибудь слова?

Эш на мгновение задумался, потом медленно покачал головой:

— Забыл. Теперь я даже не уверен в мелодии, хотя знаю, что раньше слышал этот гимн. А почему вы спрашиваете?

— Я подумал, насколько старым он мог быть.

— Знаете, я думал об этом за ленчем. Может быть, Грейс была права, и он доносился откуда-то по радио. Сегодня жарко, и кто-то мог открыть окно.

Викарий улыбнулся, но не поднимал глаз, глядя себе в чашку.

— Здравый смысл всегда ищет рациональных объяснений. Это способ избежать умственных страданий.

Эш слишком хорошо понимал истинность сказанного, но ничего не ответил. Вернулась Грейс со стеклянной пепельницей и поставила ее на столик рядом с подносом.

— Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, — сказала она Эшу, прежде чем подойти к окну. — Я открою, пока отец не начал жаловаться. Бог знает, почему окна закрыты в такой чудесный день.

Она подняла шпингалет и распахнула раму. Снаружи подуло сладким ароматом жимолости, и вскоре он выветрил затхлый запах гостиной. Эш наблюдал за Грейс в профиль, как она сделала глубокий вдох. Грейс закрыла глаза, ее грудь натянула ткань футболки, на губах заиграла полуулыбка.

Эш вытащил из пачки сигарету и закурил, подавив легкое чувство вины за то, что загрязняет свежий воздух, которым только что наслаждался.

— Мистер Эш почти убежден, что это было радио, а не голоса призраков из начальной школы, — сообщил преподобный Локвуд, когда дочь повернулась к нему.

Грейс предпочла, чтобы ответил сам Эш.

— Не знаю, — сказала она.

— Но вы сами сначала так подумали, — напомнил он.

— Да, но потом я вспомнила о других происшествиях, которые недавно случились в Слите. Если бы вы знали о них, чудесный хор не показался бы вам столь удивительным.

— Так давайте начнем.

Эш вытащил из кармана миниатюрный магнитофон и пододвинул его к Грейс и ее отцу.

— Если не возражаете, я бы хотел записать наш разговор. Это избавит от необходимости во время разговора впопыхах делать пометки.

Грейс кивнула, но викарий смотрел с сомнением.

— Не скажу, что люблю такие штуки, мистер Эш, — сказал он.

— Это будет строго конфиденциально. Все сказанное в этой комнате, останется между нами — вами, мной и Институтом экстрасенсенрики.

— А вам можно верить?

Грейс была смущена прямотой отца:

— Институт много раз имел дела с церковью, отец. Его репутация зависит от щепетильности в подобных делах — так же, как и от беспристрастности. Мы уже говорили об этом перед моим обращением к мисс Маккэррик.

Тон викария остался ворчливым и по-прежнему выражал сомнение.

— Ну, ладно. Но я так и не уверен, что это правильно.

— У нас нет выбора.

Ее голос был тверд, лицо решительно.

Вмешался Эш, включив магнитофон и проговорив:

— Можно мне начать с вопроса, почему вы не обратились в Институт через иерархов церкви?

Колебаний не последовало:

— Я не хотел, чтобы на данном этапе в дело оказался вовлечен кто-то третий. Архиепископ будет обо всем проинформирован в зависимости от результатов ваших поисков. Зачем вы прибыли, не знают даже прихожане.

— Они скоро догадаются, когда я начну расспросы и расставлю оборудование. Может быть, в процессе расследования мне даже придется вызвать подмогу из Института.

— Мы решим эту проблему, когда столкнемся с ней. Но даже тогда весть, зачем вы приехали в Слит, не должна выйти за пределы самой деревни.

Эш покачал головой:

— Я не могу этого гарантировать. Люди сплетничают, а сплетни разлетаются.