К истории купеческого капитала во Франции в XV в. - Софья Леонидовна Плешкова

чьих-либо доходов, тем более высшего должностного лица, каким был казначей короля. Функции интенданта позволяли Жаку Кёру взять на себя контроль за сбором всех налогов.

По самым приблизительным данным через руки королевского казначея ежегодно проходило более 250.000 ливров, т. е. в 10 раз больше, чем вознаграждения провинциальных штатов за 12-летнее участие в ассамблеях. По свидетельству сборщика Бурдена в 1446 г., величина собранных в Берри и переданных казначею Карла VII налогов составила 70.680 ливров. Около 9.682 ливров из этой суммы было присвоено Жаком Кёром [18, 2, 564–565]. В Лангедоке из 100.000, собранных в 1446 г., и 170.000 — в 1447 г., было всего присвоено около ⅕ части [18, 2, 527–528]. В графстве Мэн из собранных 7.775 ливров казначею было передано только около 6.000, так как к остальным деньгам уже прикоснулись другие налоговые сборщики [18, 2, 581]. Но и от этой суммы Жак Кёр удержал некоторую часть. То же самое наблюдалось в Пуату. Из 17.670 ливров, поступивших королевскому казначею и составлявших лишь часть полагавшейся суммы, 10% оставалось в личном пользовании последнего [18, 2, 484–485]. Можно предположить, что не меньшими были присвоенные суммы от налогов из Нормандии, которые только в 1450 г. составили около 76.390 ливров [18, 1, 171–119].

Являясь контролером монетных дворов в Париже и в Бурже, Жак Кёр не мог не использовать в личных интересах и этой должности. Тем более, что этому благоприятствовали разнообразие обращавшихся монет и постоянное колебание их реальной стоимости [79, XIII][7].

Чеканка монет допускала законный доход от этой операции, равный всего двум экю с каждой марки драгоценного металла. Для опытного мастера, каким был казначей Карла VII, не представляло большого труда увеличить этот доход в десять раз за счет чеканки неполноценной монеты, присваивая с каждой марки золота от 20 до 30 экю [18, 1, 6–7].

К этому следует добавить спекуляции на откупах и незаконные поборы в Лангедоке [18, 1, 10–11].

В досье прокурора Жана Дове отмечалось право казначея на получение выкупа за пленных англичан [18, 2, 482–483], которое также использовалось королевским советником в личных интересах.

Пожалуй, трудно найти хотя бы одну сторону в кипучей государственной деятельности Жака Кёра, которая прямо или косвенно не прибавила бы ни одного су к его состоянию.

Очевидная доходность государственной должности определила ее место в активности этого представителя бюргерства.

В то же время государственная деятельность Жака Кёра служила интересам короны, укрепляя ее престиж. Казначей Карла VII был проводником внутренней и внешней политики французского короля, являясь сторонником решительных мер. Его усилия были направлены на совершенствование налоговой политики, с одной стороны, и на расширение сферы французского влияния в области торговли, с другой, что в конечном счете обеспечивало финансовое и политическое могущество короны, создавая условия для перехода к абсолютной монархии, сделавшей свои первые шаги при Людовике XI (1461–1483).

Судебный процесс

В 1451 г. в Телебурге (Санс) начался судебный процесс но делу королевского казначея Жака Кёра. Самый влиятельный из советников Карла VII, чье положение и огромное состояние символизировали богатство и могущество, обвинялся в убийстве фаворитки короля, в колдовстве и магии, в незаконной торговле оружием и серебром на Востоке, во взяточничестве и спекуляциях на откупах, в чеканке фальшивой монеты и в том, что предал правоверных сарацинам [18, 1, 5–14]. Так закончилась самая блестящая карьера XV в., карьера французского бюргера при дворе короля.

Возможность избавиться от вездесущего кредитора, в сети к которому все чаще попадало титулованное дворянство, и раздел богатой добычи, который предвещала конфискация имущества обвиняемого, объединяли против него всю придворную аристократию во главе с Карлом VII.

Поводом для ареста послужил донос придворной графини де Мортань, в свое время безотказно пользовавшейся кредитами королевского казначея. Из богатого арсенала любопытных придворных происшествий была извлечена двухгодичной давности история смерти первой фаворитки Карла VII Агнес Сорель. Жаку Кёру было приписано соучастие в ее отравлении. Известное расположение королевского казначея к избраннице короля и обстоятельства ее смерти, приобретшие со временем оттенок весьма сомнительной достоверности, способствовали быстрому распространению этой версии.

Следует отметить, что причастность Жака Кёра к убийству фаворитки короля не доказана. Документов, подтверждающих эту версию, не имеется, в то время как сохранились некоторые материалы, свидетельствующие скорее о ложности обвинения: это сообщения хрониста Ж. Картье [79, 248], заявление парижских адвокатов [79, 474] и другие.

В начале 1449 г., отмечал Ж. Картье, когда Карл VII находился на нормандском фронте Столетней войны, Агнес Сорель была отправлена в королевский замок Аннвиль близ Жумьежа, где должна была разрешиться от бремени. После родов, как сообщает тот же хронист, ее постигла тяжелая болезнь [79, 249]. Предчувствие скорой кончины вынудило Агнес Сорель распорядиться своим имуществом. В архивах Жумьежа сохранилось завещание, по которому большая часть имущества покойной передавалась местному аббатству и приходам Лоша, Буржа и Тура [79, 249]. В числе душеприказчиков (помимо Карла VII и королевского лекаря) был назван и Жак Кёр.

Один из документов финансовой отчетности Жака Кёра за 22.VII.1451 г. свидетельствовал о том, что накануне ареста Карл VII пожаловал казначею 762 ливров в качестве вознаграждения за хорошую службу [79, 255–256]. В письме к жене Жак Кёр сообщал по поводу этой награды, что доброе отношение к нему со стороны короля сейчас как никогда непоколебимо [79, 256]. Уверенность в своем положении не оставляла у Жака Кёра ни тени сомнения.

Между тем 31.VII.1451 г. Карл VII отдал приказ об аресте своего казначея.

Обвинение Жака Кёра в убийстве послужило основанием для ареста, ибо остальные обвинения, касавшиеся деятельности казначея, в целом типичной для государственного чиновника и купца, видимо, вследствие этого расценивались как недостаточно серьезные.

Но главное обвинение послужило лишь формальным поводом для ареста, так как тщательность расследования, которую, казалось бы, требовала серьезность этого обвинения, подменялась поисками доказательств других преступлений Жака Кёра. Суд не доискивался до истины, а стремился найти как можно больше улик против обвиняемого с тем, чтобы обрушить на него обвинения разного характера, по существу не доказывая ни одно из них.

Вопреки обычаю суд вершил не Парламент, а чрезвычайная комиссия, специально назначенная Карлом VII из числа королевских советников. Поименный состав ее постоянно менялся, что затягивало расследование и накаляло страсти по ходу дела. В одну из комиссий были введены: бывший должник Жака Кёра граф Даммартен де Шабан, казначей Лагендока Отто Кателен, который занял должность осужденного и впоследствии не избежал такой же участи, капеллан Г. Гуффье, судья Ж. де Воке, нотариус Ж. Рожер и другие [79, 259]. Суд проходил при закрытых дверях.

Процедурными