Шоколадный папа - Анна Йоргенсдоттер

А, понятно. Ну что ж. Очень жаль. Так смешно. Ясно же, что это за рыба такая. Чистенькая и вся из себя благородная. То есть к Андреа в гости нельзя, только вот неясно — почему?

— Ну да, посмотрим, — говорит она, — мне пора возвращаться к другим гостям.

К Другим. И обрубить. И положить трубку.

«Нет уж, не увидимся мы больше, Каспер. Хватит с меня этих дурацких судорог в животе, этих рыб, от которых перехватывает дыхание». Андреа возвращается к тем, кто ждет ее, поднимает бокал и фальшиво выводит: «За всех нас!»

Андреа выписана, она в своей солнечной кухне с бумагой-ручкой и красками на столе. Обнаружила, что «Имован» высвобождает творческую энергию. Вот она и глотает его, высвобождая эту самую энергию и украдкой наслаждаясь собственным обществом.

Марлон на коленях у Андреа. Она пишет: «Если углубиться во что-нибудь, углубиться насколько возможно в нечто, не имеющее отношения к реальности, то остальное — то, что, возможно, более реально, то, что причиняет боль и вызывает слезы, — оно исчезает, вытесняется. В этом и есть смысл углубления, если это не углубление в самого себя».

Обжираться — это такой проект. И главное достоинство этого проекта — то, что ты не выбираешь его самостоятельно, что это скорее зов, которому ты не в силах противиться. Не совсем миссия, потому что результат, если смотреть со стороны, — это испорченные зубы, ссадины в глотке и пошатнувшийся бюджет. Но внутри — очищение, освобождение. По крайней мере во время. Но не после. Впрочем, такова природа вещей, от которых вставляет и накрывает. Как только проходит опьянение, наступает опустошение, но ты знаешь, что надо просто проделать все сначала — а потом еще и еще раз. «И наполниться, чтобы затем очистить себя собственными руками, — это дает ощущение власти».

Андреа покусывает ручку. Смотрит на стены, которым она даровала этот желтый цвет. Марлон мурлычет у нее на коленях. У нее есть он, есть Янна, Каролина и еще ее проект. У нее есть «Имован», «Золофт» и «Собрил» (последний по необходимости, но ведь понятие необходимости растяжимо, и таких мгновений становится все больше, необходимость все сильнее). У Андреа есть пиво, вино и водка. Множество различных способов наполнить себя без посторонней помощи — она почти счастлива. Например, Каспера Андреа запросто ликвидирует с помощью трех шоколадок, трех эскимо и, конечно же, неизбежной вальсирующей пары на обертке из фольги, которую она безжалостно срывает. Проглатывает содержимое, выпивает три стакана воды, затем три пальца в глотку — глубоко, глубже, глубже.

Это совсем не больно. Это наименее болезненное из всех занятий. Стоять в очереди перед кассой — хуже. Дело не в деньгах — она же ничего не покупает, кроме сладостей и вина (и еще супа в пакетике, цельнозернового хлеба, кофе и кошачьего корма). Нет, дело во взглядах, которые, как ей кажется, направлены в ее сторону. Дело не в том, что она чувствует себя вором, отправляя упаковки в корзину, а потом вынимая, чтобы затем снова положить в корзину. Нет, дело не в этом воровском чувстве — ведь от него тоже слегка вставляет. Дело в том, что они, возможно, знают, что она собирается делать. Они видят продукты, которые Андреа так тщательно выбирает, потом видят ее лицо, и она готова услышать: «Постой, эй ты, тебе нельзя!» Иногда ей и в самом деле хочется, чтобы кто-нибудь произнес эти слова.

Однажды Анита застала Андреа в палате, когда та пыталась… раскрасить мгновение. Бессмысленно было притворяться, что ее нет. Андреа сидела по-турецки, раскачиваясь всем телом, и в этом было что-то экстатическое и, может быть, даже эротическое. Пришлось признать свое существование и отпереть дверь. Наворованное — под кроватью, сердце — па-бам, па-бам. Анита вытащила улики и обняла Андреа: «Пожалуйста, не делай с собой такого!» А потом они пошли играть в карты. Не притворяясь, будто ничего не произошло, но зная, что все должно быть как прежде, как всегда.

Впрочем, эти тетки, конечно же, ничего не понимают. Они приветливо улыбаются, и потеет Андреа совершенно напрасно. Они благодарят, когда она расплачивается: еще бы, продать Андреа столько дерьма! Такая прекрасная покупательница! Она испытывает и злость, и облегчение: можно просто идти, вернее, бежать с пакетом в руках, затем запереть за собой дверь — и с наслаждением впиться зубами в это жирное, сладкое, липкое.

Иногда Андреа мешает телефонный звонок. Это почти всегда Янна или Каролина, которые знают, что происходит, но не осуждают и не расстраиваются. Они все понимают — особенно Каролина, которая занимается тем же самым. Янна не одобряет их занятий, как и большинство людей, не имеющих представления о благодатном чувстве освобождения, но осознает ценность результата. Янна принимает еще больше таблеток, чем Андреа, и понимает, что это делается не просто так, а потому что надо, потому что… потому что…

— Янна, почему все так выходит, почему мы это делаем?

— Чтобы не просто держаться на плаву, а чувствовать, что мы есть, что у нас своя собственная жизнь.

Вот именно. Именно так. Но на этот раз звонила не Янна. Спустив воду и сполоснув рот освежителем, Андреа слушает запись на автоответчике:

— Привет, Андреа, это Каспер. Я просто хотел узнать… ну, может, встретимся, выпьем кофе? Позвони мне или я позвоню позже. Всего тебе самого-самого. Пока.

Каспер. Андреа поджимает губы: у него же есть девушка, стоит ли валять дурака и звонить этой невосприимчивой Андреа? У нее — жизненно важный проект и ни минутки времени для влюбленного в другую Каспера, а тем более для симпатизирующего ей Каспера (хотя такое предположение еще нелепее, чем сам звонок). Дрожь в коленках никого не красит, ее следовало бы запретить! Даешь спокойствие и уверенность!

Андреа принимает таблетку «Имована» и ждет Покоя и Уверенности. Позвонить или подождать? Она не выносит людей, которые чего-то от нее хотят, у которых в голосе звучит эта особая интимность. Исключение составляет Янна. Но у Янны голос нисколько не дрожит: они слишком хорошо знают друг друга, чтобы так кривляться. Настоящие сумасшедшие не трясутся друг перед другом. Они дрожат лишь внутри, чтобы никто не видел, чтобы никто их не трогал и не мешал воплощать в жизнь свои проекты.

Таблетка действует, Андреа погружается в мягкое спокойствие, в голове у нее — Касперов звонок.

Вскоре они решают встретиться тем же вечером и выпить по пиву. «Или по два», — тут же радостно добавляет Каспер. Так можно говорить до бесконечности. Или по три, или по две тысячи. Ха-ха-ха. Андреа прерывает разговор, сообщая, что ей нужно поесть. В последнее время такие слова производили впечатление на собеседников: ух ты, Андреа наконец-то начала есть. Они так невыносимо глупо радуются. Поэтому так хорошо, что в супе из пакетика, который Андреа скоро сварит, всего девяносто калорий. Без хлеба, ведь вскоре ей предстоит выпить по меньшей мере три кружки пива, причем относительно быстро, чтобы стать нормальным собеседником.

* * *