Особые отношения - Джоди Пиколт

Неужели я совершил ошибку?

Я поглядываю на мартини женщины с кроссвордом.

— Эй, — окликаю я Ирва, бармена, — можно и мне бокальчик этого?

Женщина постукивает ручкой по стойке.

— Значит, вы преподаете геологию?

По телевизору Опра рассказывает о том, как самостоятельно приготовить скраб из соли по древним рецептам самой Клеопатры.

— Нет. Древнеегипетский язык, — лгу я.

— Как Индиана Джонс?

— Вроде того, — отвечаю я. — Только я змей не боюсь.

— А вы там были? На Ниле?

— Разумеется, — говорю я, хотя у меня нет даже загранпаспорта. — Раз десять.

Она придвигает мне ручку и кроссворд.

— Не могли бы вы написать мое имя по-древнеегипетски?

Ирв ставит передо мной бокал мартини. Я начинаю потеть. Так просто!

— Меня зовут Салли, — представляется женщина.

Удивительно, на что способен человек, когда чего-то сильно желает. Готов на что угодно: что хочешь сделает, скажет, будет кем угодно. Раньше я чувствовал подобную тягу к спиртному — уверен, что навсегда стер из памяти воспоминания о том, на что я был способен, чтобы добыть денег на бутылку. Когда-то я также проявлял подобное упорство в своем желании иметь ребенка. Поделиться с незнакомым человеком подробностями своей сексуальной жизни? Пожалуйста! Вогнать в зад жены иглу? С удовольствием! Подрочить в пробирку? Без проблем! Если бы врачи велели нам идти спиной вперед и распевать оперу в надежде, что это увеличит наши шансы зачатия, — мы бы и глазом не моргнули.

Когда чего-то очень хочешь, постоянно себя обманываешь.

Например: «пять» — магическое число.

Например: наши с Зои отношения были бы лучше, как только родился бы ребенок.

Например: один глоток меня не убьет.

Однажды я смотрел документальный фильм о гигантском кальмаре; показали, как кальмар выпустил в воду свои чернила, чтобы избавиться от врага. Чернила были черные, красивые и извивались, как дымок, — отвлекающий маневр, чтобы кальмар мог спастись бегством. Вот так и алкоголь побежал по моим венам. Это чернила кальмара, средство, чтобы ослепить самого себя, чтобы я смог скрыться от всего, что причиняет боль.

Я владею только одним языком — родным английским. Но на кромке газеты я рисую три волнистые линии, а потом некое подобие змеи и солнце.

— Это, разумеется, всего лишь передача звучания имени, — объясняю я. — Перевода имени Салли не существует.

Она отрывает край газеты, сворачивает и засовывает в лифчик.

— Я обязательно сделаю себе такую татуировку.

Вполне вероятно, что и татуировщик не будет иметь понятия, что это не настоящие иероглифы. Кто знает, может быть, я написал: «Если хочешь хорошо провести время, звони Нефертити».

Салли соскакивает со стула и пересаживается поближе ко мне.

— Ты будешь пить свой мартини или подождешь, пока он станет древним? — перешла она на «ты».

— Пока еще не решил. — Это первые сказанные ей слова правды.

— Так решай, — отвечает Салли, — чтобы я могла угостить тебя еще бокальчиком.

Я поднимаю бокал с мартини и выпиваю содержимое одним длинным, обжигающим и потрясающим глотком.

— Ирв, — говорю я, опуская на стойку пустой стакан, — вы слышали, что сказала дама?

Когда мне впервые пришлось оставить в клинике образец спермы, в приемный покой вышла медсестра и назвала мое имя. Я встал и подумал: «Теперь все присутствующие точно знают, зачем я сюда пришел».

В литературе, которой снабдили нас с Зои, говорилось, что жена может «помогать» в заборе спермы, но еще большую неловкость, чем сама мастурбация в клинике, вызвало бы присутствие при этой процедуре моей жены, когда за дверью стоят доктора, медсестры и пациенты. Медсестра провела меня по коридору.

— Держите, — сказала она, протягивая мне коричневый бумажный пакет. — Только прочтите инструкцию.

— Все не так уж плохо, — успокаивает меня Зои за завтраком. — Считай это визитом в крошечный домик Германа[5].

Нашел кому жаловаться, ведь ей самой приходилось делать уколы дважды в день и постоянно проходить процедуру вагинального УЗИ, к тому же принимать столько гормонов, что она могла расплакаться уже из-за того, что не сумела перейти улицу. По сравнению с этим сдать сперму казалось сущей ерундой.

В комнате было чертовски холодно, из мебели — застеленная простыней кушетка, телевизор с видеомагнитофоном, раковина и кофейный столик. Лежало несколько дисков с фильмами «Кошечки в сапогах», «Грудастая история», «Сверху на золотоволосой блондинке», множество журналов «Плейбой» и «Хаслер» и непонятно как затесавшийся экземпляр «Домохозяйке на заметку». Справа находилось крошечное окно, больше похожее на окошко подпольного бара, где незаконно торгуют спиртным, — в нем я должен был оставить, когда закончу, свою сперму. Медсестра покинула комнату, я запер дверь на задвижку. Потом открыл и снова закрыл. Для надежности.

Я открыл бумажный пакет. Емкость для сбора семенной жидкости казалась огромной. Можно сказать, целое ведро. Чего они от меня ждут?

А если я разолью?

Я начал перелистывать один из журналов. Последний раз я занимался подобным, когда мне было лет пятнадцать и я украл в магазине с витрины декабрьский номер «Плейбоя». Я услышал свое громкое, учащенное дыхание. Наверное, это ненормально? Может быть, у меня сердечный приступ?

Может быть, стоит на этом поставить точку?

Я включил телевизор. В видеомагнитофоне уже стоял диск. Минуту я просто смотрел, а потом меня начали грызть сомнения, не слышит ли тот, кто сидит по ту сторону окошка, эти звуки.

Казалось, прошла целая вечность.

В конце концов я закрыл глаза и представил Зои.

Ту Зои — еще до того, как мы стали говорить о женитьбе. Например, когда мы разбили лагерь в Белых горах, я проснулся и обнаружил, что она сидит на валуне и играет на флейте совершенно обнаженная.

Я опустил глаза на сперму в емкости. Неудивительно, что мы не можем забеременеть, — всего лишь пара капель, по крайней мере, если говорить о количестве семенной жидкости. Я написал свою фамилию и дату. Опустил емкость в специальное окошко и закрыл дверь, решая, нужно ли постучать и кого-нибудь позвать или каким-либо иным способом дать знать лаборанту, что сперма уже готова и ждет.

Решил, что персонал сам разберется. Вымыл руки и выскочил в коридор. Когда я уходил, девушка в регистратуре приветливо улыбнулась. «Уже закончили?» — спросила она.

Шутите? Почему этот вопрос не написать на плакате и не вывесить над входом в клинику, где проводят ЭКО?