Среди самцов - Фиона Уокер

Одетта открыла было рот, чтобы с ним заспорить, но Калум уже потянулся к бумажнику. Вытащив пачку пятидесятифунтовых банкнот, он вручил ее Ферди.

— Это тебе, приятель. Только не трать все сразу.

— Мерси за щедрость. — Глаза Ферди хищно блеснули.

— Я пойду с тобой, приятель. Мне пора. — И Калум стал застегивать на себе куртку.

— Подожди! — Одетте хотелось любой ценой задержать Калума хотя бы на минуту. — Давай закажем выпивку и поговорим. Нам необходимо обсудить важные вещи.

— Никак не могу, очень тороплюсь. — Он уже направлялся к выходу. Потом, на мгновение остановившись, спросил: — Скажи, ты сегодня вечером будешь дома?

— Да, — ответила она, понимая, что он сейчас пообещает ей позвонить, а после, как водится, об этом своем обещании забудет.

— В таком случае вечерком я к тебе загляну. Пора уже увидеть твои роскошные апартаменты, — сказал Калум и, подмигнув ей своим морщинистым веком, пересек зал и вслед за Ферди скрылся в дверях.

Предложение Саскии заняться дизайном и оформлением «РО» особого энтузиазма у Стэна не вызвало.

— Я, конечно, Одетту уважаю и все такое, но у меня мастерская, а не благотворительный фонд.

— Да заплатит она тебе, заплатит, — сказала Саския с уверенностью, которой не испытывала. — Ты сейчас не о деньгах, ты думай о другом. О том, к примеру, какую сделаешь себе рекламу, если оформишь это место. Там будет собираться весь лондонский бомонд, а это значит, что все эти богатые и знаменитые люди будут каждый день пялиться на твои работы. А журналисты? Они о тебе во всех газетах раструбят!

Неожиданно Саския поняла, как ей уломать Стэна согласиться на ее предложение.

— Между прочим, «РО» должны были оформлять братья Леонард, но в самый последний момент что-то там у них не заладилось.

— Это почему же? — навострил уши Стэн. Он давно уже ревниво следил за успехами братьев Леонард и мечтал добиться такой же, как у них, известности.

— Партнер Одетты был не в восторге от их проекта, — неуверенно ответила Саския. — Кажется, он показался ему слишком прилизанным.

— Ха! — довольно гоготнул Стэн. — Я же говорил тебе, что и они со временем обуржуазятся. Все продались, все, даже самые лучшие. Один я против компромиссов. Потому-то они и процветают, а я — нет.

— Это точно, — сказала Саския с иронией. По счастью, Стэн этого не заметил. — Ну так вот: я предоставляю тебе отличную возможность доказать, что ты — враг всяческих компромиссов. В сущности, тебе дается карт-бланш — делай что хочешь!

— Ты серьезно? — оживился Стэн. — Я и в самом деле смогу оформить вертепчик Одетты, как мне заблагорассудится?

— Сможешь, дорогой, — проворковала Саския, погладив его по лохматой голове.

— Странно. Как-то это не в духе Одетты. — Стэн со скептическим видом посмотрел на невесту. — Судя по всему, она сейчас в цейтноте — вот и пускается во все тяжкие. Ты уверена, что она одобрит мое творчество?

Саския кивнула. По ее мнению, даже студент художественной школы справился бы с работой лучше миляги Мориса, а Стэн был талантлив, очень талантлив и к тому же являлся старинным приятелем Одетты.

Да, работы Стэна бывали подчас слишком новаторскими — это как минимум, но Саския полагала, что он, оформляя «РО», вряд ли станет ниспровергать основы и совершать революцию в искусстве.

Одетта была вне себя от волнения. Она приняла горячую ванну, побрила ноги, натерла тело кремом и тщательно почистила зубы. Потом надела брюки и топ из мягчайшего кашемира, разожгла камин и включила медленную музыку.

Она поставила охлаждаться шампанское и пиво — знала, что Калум всем напиткам предпочитает «Перони». Она перестелила постель и зажгла ароматические свечи. Они различались по запаху и обладали разными свойствами — возбуждали чувственность, вызывали легкую эйфорию, расслабляли или, наоборот, заряжали энергией. Одетта с минуту подумала, какие зажечь, и, так и не придя к определенному выводу, махнула рукой и запалила все четыре.

Чтобы ароматическая свеча толщиной в два дюйма догорела до конца, должно было пройти около шести с половиной часов. Одетта сама засекала время и отправилась спать только после того, как угасло пламя последней свечи — той, что обещала «прилив энергии».

Калум так и не приехал. Даже не позвонил. Одетта чувствовала себя одинокой и покинутой. Вот вам и ароматерапия!

«Морг» был одним из самых знаменитых и труднодоступных ресторанов в Лондоне. Цены в «Морге» были запредельные, чтобы разобраться в меню, требовались знания полиглота, а также квалификация магистра каких-нибудь чумовых наук вроде криптографии. Официанты относились к посетителям с подчеркнутым пренебрежением, и тем не менее все стремились туда попасть.

Стойка бара представляла собой окованную жестью бесконечной длины толстенную доску, за которой — с одной стороны — располагались работники «Морга», разливая и раздавая напитки, а с другой — посетители, потреблявшие эти напитки из напоминавших химические пробирки сосудов. Эти пробирки-стаканы из-за полукруглого дна приходилось вставлять в специальные держатели вроде лабораторных, чтобы они не опрокинулись.

Это, надо сказать, происходило довольно часто, особенно у сильно подвыпивших посетителей, которые, увлекшись выпивкой, забывали о специфике здешней посуды.

Одетта заказала себе бакарди и коку у зловещего вида бармена в зеленом хирургическом халате, круглой белой шапочке, тонких резиновых перчатках и белоснежных бахилах.

— Что, ваши знакомые так и не пришли? — спросила у нее официантка в прозрачном пластиковом фартуке. Когда Одетта смущенно развела руками, девица холодно улыбнулась и сказала: — В таком случае прошу вас отойти от стойки и дожидаться за столиком.

Столики находились этажом выше. Впрочем, слово «столики» мало подходило к находившимся наверху специфическим предметам. Это были прямоугольные мраморные плиты, напоминавшие не то надгробия, не то прозекторские столы. Вокруг стояли стулья на тонких металлических хромированных ножках. Над головой горели ослепительно яркие, как в операционной, галогеновые лампы. Усевшись за стол, Одетта принялась изучать меню, которое было пришпилено к прямоугольной металлической пластинке и походило на выписку из протокола о вскрытии. Прежде чем она успела заказать хоть что-нибудь, до ее слуха донесся хорошо знакомый ей голос.

За углом, за столиком, которого с ее места было почти не видно, расположился Калум с компанией приятелей. Рядом с ним восседал мастер пиаровских акций Алекс Хопкинсон с иссиня-черными, как у Дракулы, длинными прилизанными волосами. Калум обещал сосватать ей это светило пиара, но Алекс так у нее и не объявился.

У Одетты до сих пор саднило сердце от обиды на Калума, но упускать возможность подсесть к нему за столик она просто не имела права. В конце концов у Калума могла быть уважительная причина, о которой она надеялась узнать от него лично. В худшем случае она готова была выслушать его извинения. Но если бы и извинений не последовало, у нее, как ни крути, оставался дарованный судьбой шанс познакомиться с Алексом, а уже одно это дорогого стоило.