Сладкое искушение - Венди Хаггинс

Я поражен этим поцелуем. Должно быть, она испытала на мне какое-то ангельское вуду, потому что мой мозг отключился. Не могу. Пытаюсь думать, но всецело поглощен ее губами. Никогда еще я не был настолько потерян для мира. Я хочу сбежать и никогда не возвращаться. Навеки раствориться в ней.

Мне надо больше. Мне нужна вся она. Какой у нее гладкий живот. Атласный лифчик обхватывает аппетитную и, наверняка, самую сочную плоть…

Вдруг Анна отталкивает меня и, чувство такое, словно меня охватило пламенем.

КАКОГО ХРЕНА СЕЙЧАС БЫЛО?

Долбаный черт, сердце колотится, как у дилетанта. Не надо, чтобы она узнала насколько выбила меня из колеи.

— Ты обещал вести себя образцово. — В ее ауре красный перемешивается с серым. Внезапно мной обуревает ярость, почему это мы не целуемся. Почему надо положить конец такому эпику?

— Ты меня поцеловала, Анна, — напомнил я.

— Ну, ты меня спровоцировал, поцелуем в шею.

Ммм, о эта шейка. Такая тепленькая и манящая.

— Правда. Я не специально.

Анна принимается расхаживать по номеру, пытаясь привести волосы в порядок, но она слишком сердита и распалена. Ее трясет.

— Почему ты остановилась? — спросил я.

— Потому что ты начал продвигаться дальше, к другим вещам.

Каким? Ой… Наверное моя рука немного посвоевольничала?

— Хмм, слишком поспешил. Ошибка дилетанта.

Судя по тому, как она скрещивает руки, наверное, не стоило озвучивать эту мысль. Я до сих пор туго соображаю. Почему она так на меня влияет? И, во имя любви ко всему святому, почему мы не тискаемся?

Поначалу даже чуточку забавно было, когда она остановилась, но сейчас я понимаю, что она не шутит и начинаю паниковать. Мое тело не может просто взять и отрубиться или успокоиться. Пахнет жареным.

— Я же вижу — ты все еще хочешь меня, — говорю я. И это правда. Она просто упрямится. Может это, своего рода, жестокая ангельская кара? Она предпочитает беситься, вместо того, чтобы испытывать похоть. — О. Начинается. Теперь мы злимся. Как-то вяленько. Ты вообще знаешь, что такое гнев?..

— Прекрати!

— Извини, я что, произнес это вслух? — Она действительно ненавидит, когда я читаю ее цвета, поэтому я делаю это как можно чаще.

И в данный момент дерзость предпочтительнее демонстрации моего безумного внутреннего настроя. И испытываемой мной жажды.

— Знаешь, я тоже умею читать людей. — И вот снова появляется злючка. — Ну, ты исключение, но, по крайней мере, у меня хватает порядочности не совать нос в чужую жизнь, предоставляя им хоть какое-то подобие эмоциональной неприкосновенности.

Ну конечно, она же чертова монашка.

— Как это… порядочно с твоей стороны.

Она разочарованно ворчит и швыряет в меня подушкой. Пожалуй, это самый яростный поступок в ее жизни. Я выгибаю бровь, испытывая степень ее ярости.

— Битва подушками?

Ей хочется завопить. Это видно по ее напряженному, раздраженному поведению, но она набирает побольше воздуха и выдыхает, успокаиваясь.

Хороший прием. Мне б так уметь. Некоторым частям моего тела тоже не мешало бы успокоиться.

— Слезь с моей кровати, — велит она. — Пожалуйста. Я собираюсь ложиться.

Фигня какая-то. Она же не устала. Как и я, она переполнена страстью, но она слишком правильная, черт ее подери, чтобы демонстрировать это. Ее самообладание бесит. Я хочу, чтобы она крушила и ломала все вокруг. А затем набросилась на меня.

Но серьезно. Причем мы оба должны быть обнаженными.

Махнув на нее рукой, я поднимаюсь с постели. Она зарывается под одеяло и поворачивается ко мне спиной. Пытаюсь расшевелить ее, напомнив, как спас на вечеринке от подсыпавшего ей наркотик идиота, который пытался сорвать ее первый поцелуй. Но она не заглатывает приманку. Не спрыгивает с постели и не налетает на меня. Даже лицом не поворачивается.

Только потом я вспоминаю — это был ее первый поцелуй — точно, со мной, и мне хочется бить себя в грудь, прямо как орангутангу.

— Значит, вот каково это? — произношу. Моя похоть находится в режиме полной ракетной готовности, но отсчета до запуска явно не последует. Я разрываюсь между неверием и растущей внизу живота болью. Больно адски. Приходится приложить все силы, чтобы не превратиться в пещерного человека, которого так мечтает видеть во мне отец, и не довести эту девчонку до бессознательного состояния. — Всегда было интересно, на что это будет похоже.

— Ты о чем? — Наконец она оборачивается ко мне.

— Отказ. — Было бы смешно, если бы не так больно. Такого я еще не испытывал.

— Серьезно? Неужели тебе не отказывала ни одна девушка?

Необязательно говорить с таким удивлением.

— Ни одна, — говорю. Не буду упоминать, что цепляю только заинтересованных во мне.

— А ты сам? Ты сам когда-нибудь останавливался или отказывал девушке?

Пффф!

— А зачем?

— По многим причинам, — бормочет она. — Забудь, ложись спать. Впереди длинный день.

Она снова переворачивается, издавая все виды шума, пока, наконец, не устраивается. У меня никогда не было особых причин ненавидеть свое похотливое наследие. По в данный момент я хочу лишь одного — чтобы бешеная потребность в ее теле исчезла. Это даже хуже боли. Кажется, словно меня пожирает черная туча, затуманивая мои разум и зрение. Я моргаю, в попытках избавиться от этого.

Я размышляю над последним вопросом Анны, как вдруг перед глазами всплывает лицо подруги детства, Джинджер. Та странная, ужасная ночь, когда она набросилась на меня прямо на глазах прибежавшего Блейка.

— Думаю, я отказал одной, но она не считается, — я мямлю, но разговор, кажется, не помогает. Это чувство вообще пройдет?

— Почему? — спрашивает она.

— Потому что она — Неф. — Желудок сжимается, когда я думаю о Джинджер. Когда-то она была моим другом. Самым близким другом.

Анна ничего не говорит, и становится только хуже. Буря внутри меня не стихает. Мне позарез нужен секс, или придется свернуться в позу эмбриона и завыть. Я привожу себя в порядок, пока она не видит. Как обычные парни справляются с этой пыткой, если они сталкиваются с подобным постоянно?

— Здесь уместным был бы холодный душ?

Она чувствует мою нужду? Ее вообще волнует, что у меня словно третья нога выросла?

Определенно, нет.

— Хорошая идея, — единственное, что говорит она.

Бессердечная.

Я с трудом добираюсь до ванной и забираюсь в душ, но эффекта никакого. Не могу поверить, что так получилось. Я не должен был терять контроль, пока мы целовались. Я должен был терпеть и завести ее до такой степени, что она стала бы молить о большем. Так как, черт возьми, какая-то монашка смогла одержать надо мной верх? Я докатился до того, что развлекаюсь сам с собой в душе, а это дешевая имитация того, что мне сейчас действительно необходимо. По тут я вспоминаю о девушке на ресепшн, которая нас регистрировала. Немного за двадцать. Умирает со скуки. Точно мой тип.