Музыка горячей воды - Чарльз Буковски

Ей было тридцать. На губах слабенько поблескивала помада. Брюнетка — волосы очень черные, длинные. Ни пудры, ни духов. Отпечатки пальцев никогда не снимали. Родилась на севере Мэна. Сто двадцать фунтов.

Тони встал и принес еще две бутылки пива. Когда вернулся, Мег сказала:

— Сон странный, но таких много. Вот если в жизни странное происходит — тогда поневоле задумаешься…

— Например?

— Например, мой брат Дэмион. Он вечно книжки читал… мистицизм, йога — такая вот ерунда. Заходишь в комнату, а он, скорее всего, стоит на голове, в одних трусах. Даже на восток пару раз съездил… в Индию, еще куда-то. Вернулся тощий, полубезумный, весу в нем фунтов семьдесят шесть осталось. Но не бросал. Знакомится он с этим мужиком — Рам Да Жук его зовут или еще как-то похоже. У этого Жука большой шатер стоит под Сан-Диего, и он с лохов дерет по сто семьдесят пять долларов за пятидневный семинар. Шатер стоит на утесе над морем. А хозяйка земли — эта старушка, с которой Рам Да спит, она его к себе на участок пустила. Дэмион утверждает, что Рам Да Жук подарил ему окончательное откровение, которого ему только и не хватало. И Дэмиона оно потрясло. Я живу в квартирке одной в Детройте, а Дэмион вдруг объявляется и меня потрясает…

Тони провел взглядом выше по ноге Мег и спросил:

— Дэмион потрясает? Чем потрясает?

— Ну, понимаешь, — просто объявляется… — Мег взяла бутылку «Туборга».

— В гости приехал?

— Можно сказать. А если объяснять: Дэмион умеет дематериализовываться.

— Правда? И что бывает? Где-то появляется.

— Вот так вот просто?

— Вот так просто.

— И дальнобойно?

— В Детройт ко мне в эту квартирку — он явился из Индии.

— И сколько добирался?

— Не знаю. Секунд десять.

— Десять секунд… хмммм.

Они сидели и смотрели друг на друга. Мег — на тахте, Тони — напротив.

— Слушай, Мег, у меня от тебя аж все чешется. Моя жена никогда не узнает.

— Нет, Тони.

— А сейчас твой брат где?

— Поселился у меня в Детройте. Работает на обувной фабрике.

— Слушай, объявился бы он в хранилище банка, забрал бы деньги и смылся, а? Его талант можно пустить на пользу. Зачем ему работать на обувной фабрике?

— Он говорит, что такой талант нельзя использовать во зло.

— Понятно. Слушай, давай про брата больше не будем?

Тони подошел и сел рядом с Мег на тахту.

— Знаешь, Мег, зло само по себе и то, что нас учат считать злом, — разные вещи. Общество нам рассказывает про зло, чтобы мы не рыпались.

— Например, грабить банки — зло?

— Например, ебаться вне подобающих инстанций.

Тони схватил Мег и поцеловал. Она не сопротивлялась. Он еще раз ее поцеловал. Ее язык скользнул к нему в рот.

— Мне все равно кажется, что мы не должны, Тони.

— Ты целуешься так, будто тебе хочется.

— У меня уже много месяцев не было мужчины, Тони. Устоять трудно, но мы с Долли подруги. Я очень не хочу с ней так поступать.

— Ты не с ней так поступаешь, а со мной.

— Ты меня понял. — Тони поцеловал ее опять — теперь долго, по-настоящему. Тела их прижались друг к дружке.

— Пойдем в спальню, Мег.

Она пошла за ним. Тони начал раздеваться, кидать одежду на стул. Мег ушла в ванную, примыкавшую к спальне. Села и пописала, не закрыв дверь.

— Я не хочу забеременеть, а пилюли не принимаю.

— Не беспокойся.

— Почему не беспокоиться?

— У меня протоки перерезаны.

— Вы все так говорите.

— Это правда, перерезаны. Мег встала и смыла.

— А если тебе когда-нибудь захочется ребенка?

— Мне не захочется когда-нибудь ребенка.

— По-моему, ужас, когда мужчине протоки режут.

— Ох, елки-палки, Мег, хватит мне мораль читать, ложись давай.

Мег голая вошла в комнату.

— То есть я как-то вот думаю, Тони, что это преступление против природы.

— А аборт? Тоже преступление против природы?

— Конечно. Это убийство.

— А резинка? А мастурбация?

— Ой, Тони, это не одно и то же.

— Ложись, а то помрем от старости.

Мег опустилась на кровать, и Тони ее схватил.

— Ах-х, хорошо. Как резиновая, воздухом надутая…

— Тони, откуда у тебя столько? Долли мне ни разу не говорила, что у тебя… он же огромный!

— А с чего ей тебе рассказывать?

— Ну да. Только засунь его в меня поскорее!

— Погоди, ты только погоди чуть-чуть!

— Давай же, хочу!

— А Долли? Думаешь, так поступать правильно?

— Она скорбит над умирающей матерью! Ей он ни к чему! А мне — к чему!

— Хорошо! Хорошо!

Тони взгромоздился на нее и засадил.

— Вот так, Тони! Теперь двигай, двигай! Тони задвигал. Медленно и постоянно, будто рукоятью масляного насоса. Чваг, чваг, чваг, чваг.

— Ах же, сукин ты сын! Господи, какой же ты сукин сын!

— Хватит, Мег! Слезай с кровати! Ты совершаешь преступление против врожденной порядочности и доверия!

Тони почувствовал у себя на плече руку, затем понял, что его стаскивают. Он перекатился и посмотрел наверх. Над ним стоял человек в зеленой футболке и джинсах.

— Эй, послушай-ка, — сказал Тони. — Ты чего это делаешь у меня в доме?

— Это Дэмион! — сказала Мег.

— Облачись, сестра моя! Тело твое до сих пор пышет стыдом!

— Слушай сюда, хуеплет, — произнес Тони, не подымаясь с кровати.

Мег уже одевалась в ванной:

— Прости меня, Дэмион, прости меня!

— Вижу, что я прибыл из Детройта вовремя, — сказал Дэмион. — Еще несколько минут, и было бы слишком поздно.

— Еще десять секунд, — сказал Тони.

— Ты тоже мог бы одеться, собрат, — сказал Дэмион, глядя на Тони сверху вниз.

— Еб твою, — произнес Тони. — Вообще-то я здесь живу. А вот кто тебя сюда впустил, я не знаю. Но я считаю, что, если мне вздумается разгуливать тут в чем мать родила, у меня будет на это право.

— Поспеши, Мег, — сказал Дэмион, — и я выведу тебя из этого рассадника греха.

— Слушай, хуеплет, — сказал Тони, вставая и натягивая плавки, — твоей сестре этого хотелось, и мне хотелось, и это два голоса против одного.