Планета свалок. Путешествия по многомиллиардной мусорной индустрии - Адам Минтер

В чем разница между мусором, попадающим в обработку на базах утиля, и вещами, отправляющимися на предприятия вроде хьюстонского завода по переработке отходов? Обычно на базах обрабатывают отходы, не относящиеся к повседневной жизни в офисе или дома. На базе металлолома заканчивает свой путь старый автомобиль; сюда же попадают металлические опилки, отлетающие, пока автопроизводитель изготавливает новый двигатель; здесь же окажется старый электросчетчик (если у электрической компании хватит здравого смысла продать его); появятся тут и подведенные к вашему дому провода (электрические и телефонные), когда их заменят; на макулатурную базу привезут упаковочные картонные коробки из местного супермаркета; будут здесь и нераспроданные газеты.

Всего же, по данным ISRI, американская индустрия переработки отходов (компании, которые покупают, упаковывают и обрабатывают все – от металла до резины) в 2012 году давала работу 138 тыс. человек. Помимо отслеживаемых предприятий с регистрируемыми работниками, существует столько же не отслеживаемых: от организованных шаек воров утиля, рыскающих по Детройту, до побирушек, которые лазают в мусорные баки в метро в поисках жестянок из-под колы. Я знаю, трудно думать о побирушке как о части индустрии, но поверьте, если он не вытащит бутылку из мусорного бака в метро, этого не сделает никто. Он – нижняя ступенька лестницы, которая идет вверх от вашего домашнего контейнера для мусора (побирушка может украсть его содержимое, чтобы продать, а не позволить вам отдать его бесплатно), через моего отца, обработчика и упаковщика, к компаниям, которые преобразуют вторсырье в новый металл, бумагу и пластик.

По утрам в будние дни – до семи часов – на свалке у отца обычно появлялись водопроводчики, электрики и подрядчики; свой лом они приобрели во время недавних работ – трубы, провода, обшивка и оконные рамы. Это не попрошайки, но они тоже стоят на нижней ступеньке американской цепи утилизации, собирая то, чего никогда не собрала бы крупная компания, например Waste Management, – просто потому, что объемы слишком малы и не окупят потраченного труда. Иногда они приносили мало – на пару ящиков пива себе, а иногда товара хватило бы и на первоклассные барбекю вместе с этим пивом. Например, рабочий мог прийти с несколькими белыми пластиковыми ведрами. В одном – медные трубки для сантехники в ванной комнате; в другом – старая латунная водопроводная фурнитура и, возможно, несколько латунных электрических разъемов; в третьем – мало весящая смесь проводов и одного-двух электросчетчиков.

Отец, умевший поболтать со случайными людьми, появлявшимися у нас, прохаживался с уверенностью опытного игрока: «Что тут у нас?» Затем, не дожидаясь ответа, брал одно из ведер и ставил на встроенные в бетон металлические весы размером с кухонный стол. К удивлению многих клиентов, приехавших в первый раз, весы были не цифровые, а рычажные, с грузиками, которые скользили по длинному коромыслу. По мнению моего отца и большей части мусорного мира, такие весы намного точнее, чем приборы, дающие вывод в цифровой форме. Правда ли это, я не знаю до сих пор.

Под взглядом электрика отец сдвигал грузики, быстро определял вес и записывал его в квитанцию. Затем наступала очередь второго ведра, и отец часто брался за него, прежде чем клиент успевал поинтересоваться текущей ценой на медные трубки. «Да, так сколько вы сейчас платите за медь?» – мог спросить электрик, глядя, как второе ведро встает на весы.

На подсчеты всегда требовалось время. Металлолом, несмотря на ассоциации с мусором, – ровно такой же товар, как бушели[28] кукурузы, баррели нефти и слитки золота. Если клиент приносил отцу цельный кусок меди, цена определялась легко. До интернета отец просто заглядывал в The Wall Street Journal, находил цену на медь на Лондонской бирже металлов (LME) или в разделе металлоторговли на Нью-Йоркской товарной бирже (COMEX) и предлагал ее – без нескольких центов, обеспечивая прибыль. Затем он продавал ее какой-нибудь медеплавильной компании – возможно, соседнему заводику, который переливает медь в кастрюли и сковороды.

Килограмм проводов купить не так просто. Ведь килограмм проводов – это не килограмм металла; это килограмм металла (часто не одного вида) с изоляцией. Изоляция много не весит, но вам придется заплатить, чтобы кто-нибудь ее удалил, а разделение разных видов металлов стоит еще дороже. Поэтому цена за провода должна учитывать эти расходы, иначе сделка не будет выгодной для покупателя. Бывалые покупатели металлолома – вроде моего отца – по опыту, если не инстинктивно, знают, каким будет выход металла из того или иного вида провода. Если они не знают, они звонят тому, кто знает. И в этом, вероятно, самая главная мудрость торговли металлоломом: вы зарабатываете не в момент продажи, а в момент покупки. Например, если вы покупаете лом проводов, ожидая получить из них 20 % меди, а потом оказывается, что меди всего 10 %, то только серьезное и крайне маловероятное повышение цен на Лондонской бирже металлов позволит вам возместить свои потери. Тот же подход справедлив и для мелких торговцев, и для крупных многонациональных корпораций.

В любом случае, как только покупатель знает (или думает, что знает) процентное содержание металла в партии лома, он определяет цену, просмотрев цены LME или COMEX для, скажем, меди, и вычтя цену обработки. Например, провод, принесенный электриком, можно купить за 20 % цены COMEX, а продать – если очень повезет – за 40 %. Поэтому, разговаривая с другими торговцами или компаниями, разбирающимися в рынках лома, отец не называл реальные цены («мы платим доллар и двадцать пять центов»), а использовал формулировки, определяющие разницу («мы платим минус пять»).

Тем временем электрик обращал внимание не только на цены, но и на то, как отец манипулировал весами. В мелкой торговле металлоломом важно и то и другое. Один торговец в Миннеаполисе при взвешивании металла всегда клал на весы солидную сигару (часто с шарикоподшипником, вложенным в табак), весело болтая с покупателем. Несколько лишних унций табака и шарикоподшипник, помещенные в нужной точке коромысла весов, выглядели совершенно невинно, но меняли вес в пользу торговца на несколько фунтов. Другие коммерсанты, тоже около Миннеаполиса, действовали грубее. Знакомый мне торговец раздавал ручки с изображением грудастых моделей в бикини, которые можно было соскрести (знали я и его мать, покупавшая такие ручки от его имени). Пока отвлекшиеся клиенты соскребали бикини, ловкий предприниматель шутовскими жестами раскачивал весы туда-сюда. Однако это было просто мошенничество, при котором клиент, занятый бикини, не замечал, сколько стоимости только что потерял на весах его товар.

Но с весами играют не только покупатели. Пожалуй, настоящие хищнические манеры демонстрируют именно продавцы. Действительно, мало кто не покупал когда-нибудь камни, вставленные в алюминиевые банки, булыжники, вложенные в багажник автомобиля, или радиаторы, набитые песком. И я перечислил только мелкое мошенничество. Однажды я видел, как китайская бумажная фабрика распаковывала кипы импортированных американских газет, и в каждой обнаруживался шлакоблок, добавленный для утяжеления, – а ведь покупали у хорошо известной крупной американской компании, занимающейся вторсырьем. Подобными историями могут поделиться импортеры утиля по всему миру.