Маятник бизнеса. Между орденом и тюрьмой - Виктор Бронштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После нашей «тайной вечери» по созданию биржи мы решили провести расширенное организационное собрание уже не на кухне у Киршенбаума, а в центре города, в старинном особнячке (угол улиц Киевской и Дзержинского), который в скором времени был отвоёван в собственность биржевого начальства. Борис в ту пору укатил уже домой, в Белокаменную, зато на оргкомитет пришло много других новаторов, рвущихся в капитализм. Среди новичков был в том числе и безработный Эдуард Розин. За неделю до нашего сбора он приехал в Иркутск, отработав несколько лет в Монголии. Его, как самого свободного, мы и решили выбрать председателем оргкомитета по рождению биржи. По нашей российской традиции первым делом он напрочь рассорился со своим «библейским земляком» и председателем инициативной группы Киршенбаумом и вскоре стал полновластным хозяином биржи.
Я в ту пору работал заместителем директора по экономике арендного предприятия при Иркутском заводе тяжёлого машиностроения. На собрании мне предложили стать неосвобождённым пока заместителем председателя оргкомитета биржи. Я попросил несколько дней на раздумья и категорически отказался. По здравому рассуждению я пришёл к выводу, что вреда от этой, зародившейся в Москве, новации для экономики Иркутска, да и России в целом, может быть много больше, чем пользы. И когда руководство области поймёт суть этой хитрой структуры, то позора и, не дай Бог, уголовной ответственности не избежать. Рисковать престижем фамилии моего отца и дяди — орденоносных, широко известных руководителей крупных предприятий, — я просто не имел права. О том, что путь разрушения экономики вскоре станет официальной столбовой дорогой движения России, я и предположить не мог.
Выбранный нами председатель биржи неожиданно развил бурную деятельность, пригласил заместителем своего брата — молодого в ту пору, но уже крупного руководителя строительной отрасли. За ним потянулись и другие весьма способные молодые руководители, жаждущие новых возможностей самореализации. Некоторые из новоиспечённых биржевиков до этого прошли школу комсомольских вожаков, а потому научились более чутко, чем я, улавливать волю правителей, в одночасье заменивших КПСС. Не отягощены они были и кандидатскими диссертациями по экономике, и избыточными знаниями, сигнализирующими, что большинство новаций — дорога в никуда.
Через несколько лет напряжённой работы председатель биржи, он же главный контролёр финансовых потоков, успешно перековался из коммуниста в заправского капиталиста. Вскоре он, очевидно, почувствовал, что его способностям, а особенно деньгам, тесно в Иркутске, и укатил на ПМЖ к тёплым берегам защищённой со всех сторон Америки. Правда, большая удаленность от Иркутска и моря-океаны не спасли нашего путешественника. Не все сочли его финансовый взлёт справедливым, и вскоре на «новой родине» ему очень настоятельно предложил поделиться капиталом от непыльного бизнеса один из иркутских товарищей по работе, правда, с хорошими криминальными связями. Предложение было сделано в весьма представительной компании с участием главы преступного мира — Япончика. Последний, как известно, мелочами не занимался и вполне успешно ряд лет встречал в Америке беглых российских богачей-Кореек. Сам он выполнял, по-видимому, роль незабвенного Бендера, предлагая беглецам щедро поделиться награбленным в России богатством. В результате «дележа» экс-председатель биржи остался, говорят, еле живой и изрядно похудевший финансово.
На этом злоключения биржи, олицетворяющей первые капиталистические успехи иркутского бомонда, не закончились. Между оставшимися биржевиками, каждый из которых по натуре был лидером, началась нешуточная борьба за соблазнительный финансовый поток и другие наработанные богатства, включая и особняк. Эта нешуточная борьба за раздел «пирога» едва не закончилась братоубийственной стрельбой недавних товарищей…
Такие воспоминания навеяла в самолёте моя рискованная сахарная сделка. По-хорошему, перед заключением контракта следовало, конечно, позвонить и поинтересоваться планами владельцев «нефтехимической валюты». Но вся их деятельность была окружена, во-первых, завесой тайны, а во-вторых, и они в нашей переходной неразберихе были склонны к экспромтам. Подвернётся сахар — привезут и его.
По прибытии в Иркутск я убедился, что сахар пока в остром дефиците. И уж, что вовсе неожиданно, меня, очевидно с подачи приятелей, работающих в администрации, среди других солидных руководителей пригласили к заместителю главы областной администрации по сельскому хозяйству и торговле Колодчуку Александру Васильевичу. Он проводил совещание по предзимнему завозу продуктов. Магазины в новых капиталистических условиях никак не приближались тогда по изобилию к западноевропейским стандартам, а скорей, откатывались назад — к Северной Корее. Старое порушили, как всегда, по-кавалерийски быстро, а новое ещё только рождалось.
Первой позицией продуктового дефицита на совещании был назван… сахар! Основным ответчиком по этому вопросу выступил заместитель директора мощнейшей, недавно акционировавшейся организации Росбакалея.
Хорошо поставленным голосом социалистического хозяйственника он заявил, что у их базы никаких проблем с сахаром не предвидится: они, как и в прошлые годы, готовы к сезону заготовок и к зиме, а значит, примут и отгрузят по назначению, в том числе и на север Иркутской области и в Якутию, до 150 тысяч тонн сахара. После этого почти торжественного заявления меня кинуло в холодный пот от названных страшных цифр, готовых, как я понял, обрушиться на Иркутск. Победно оглядев собравшихся, докладчик, иркутский представитель Росбакалеи, хотел было сесть, но хозяин кабинета задал простой и очевидный вопрос: «Каковы сроки прихода столь необходимого жителям области продукта?»
Нисколько не смутившись, руководитель-капиталист, недавно ушедший вместе с базой в свободное от министерства торговли и местной партийной опеки акционерное плавание и быстро «мастеривший» на «своих» бескрайних складах рынок, ответил, что сахар будет в магазинах немедленно… после того, как он его получит. Но когда получит — ему неизвестно, так как в министерстве торговли идёт полнейшая то ли реорганизация, то ли ликвидация, а никто другой сахар ему пока не отправляет. В Москву по этому вопросу он никогда ранее и, естественно, теперь не выезжал — и где добывать сахар, понятия не имеет. «Привезут — переработаю!» — снова бодро заверил выступающий, уверенный в своей социалистической правоте, изрядно повеселив присутствующих.
Все остальные участники заседания, в том числе и «биржевики», пообещали, что приложат все силы к поиску сахара. Когда дошла наконец очередь и до меня, то я, ко всеобщему удивлению, скромно сказал, что ожидаю несколько тысяч тонн сахара дней через десять. На какое-то мгновение воцарилась полная тишина.
Сразу же после совещания я выяснил, что сахар уже отгружен с Украины и вагоны «громыхают» на стыках где-то недалеко от Уральских гор. Через четыре дня после совещания сахар был в городе и расхватывался магазинами за немедленную оплату прямо с колёс, да ещё и с хорошей наценкой.
Московские кабинеты умирающего Госснаба ещё несколько раз вознаграждали сахаром наши неустанные мытарства по, увы, также доживающей свой век некогда могучей и обширной империи.