Свои-чужие - Энн Пэтчетт

Они до отказа откинули спинки кресел. Они попросили у стюардессы карты и имбирную шипучку. Они пировали в святилище самолета, не в Калифорнии, но и не в Виргинии — а больше они еще нигде не бывали.

Когда Кэролайн и Франни приезжали на лето в Калифорнию, Фикс брал недельный отпуск. А Берт, когда его дети приехали в Виргинию, заявил Беверли, что количество записавшихся к нему на прием клиентов таинственным образом удвоилось. Берт решил, что работа в прокуратуре плохо сказывается на его нервах, и теперь занимался в Арлингтоне имущественными тяжбами, наследствами и доверительной собственностью. Просто удивительно, как вдруг такой уйме народа срочно потребовалось составить завещание в тот самый день, когда прилетали дети. Он отправил Беверли в аэропорт одну, дав ей ключи от «универсала». Надеялся встретить детей сам, но в последнюю минуту случился совершенно неожиданный наплыв посетителей, так что какой уж тут аэропорт — он всерьез опасался, что и к обеду-то не поспеет. Беверли и раньше встречала детей, хотя на самом деле — вовсе даже и не их, а мать, или Бонни, или Уоллис, которые охотно соглашались слетать в гости забесплатно. Видя их на трапе, она так радовалась, что запросто могла проглядеть детей. Как славно обняться с матерью, с сестрой, с любимой подругой, а потом уже вместе, подгоняя детей, как маленькое стадо барашков, вести их на выдачу багажа, а оттуда — на подземную парковку! Беверли с нетерпением ждала поездок в аэропорт.

Но сейчас на Беверли, в одиночестве ожидавшую у «рукава», напал какой-то странный столбняк. После того как вышли все остальные пассажиры, стюардессы вывели детей Казинса, и она помахала им. Они шли лесенкой, по росту — мальчик-девочка-девочка-мальчик, — и у всех были остекленелые глаза изгнанников. Девочки вяло обнялись с ней, мальчики же просто поплелись вслед за Беверли в зону выдачи багажа. Элби распевал что-то невразумительное, и Кэл, кажется, тоже — Беверли не могла сказать точно: оба держались в отдалении. В аэропорту все радостно встречали родных и близких, и было так людно и так шумно, что Беверли не слышала собственных мыслей.

Они встали у багажного транспортера и принялись смотреть, как проплывают мимо чемоданы.

— Ну, как учебный год окончили? Отметки хорошие? — Беверли адресовала вопрос всем четверым, но взглянула на нее только Холли. У Холли были высшие баллы по всем предметам, за исключением литературы, по которой у нее был высший балл с плюсом. Беверли поинтересовалась, как погода в Лос-Анджелесе, покормили ли их в самолете и вообще — хорошо ли долетели. Холли отвечала обстоятельно:

— Рейс задержался на полчаса из-за пробки на взлетной полосе. Мы были двадцать шестые в очереди на рулежку, — доложила она, вздернув свой маленький подбородок, — но ветер, по счастью, был попутный, и пилот сумел нагнать в воздухе. — Пробор в ее волосах, заплетенных в две жидкие косички, был такой кривой, словно делали его спьяну и пальцем вместо гребня.

Мальчики разбрелись в разные стороны. Она успела заметить, как Кэл встал на движущемся транспортере и принялся крутиться вместе с чемоданами из Хьюстона. Правда, секунду спустя он уже соскочил оттуда, чтобы не попасться носильщику.

— Кэл! — позвала Беверли через толпу. Она не могла кричать на него на людях и на таком расстоянии, а потому просто сказала: — Приведи сюда брата.

Но Кэл оглянулся на нее с таким видом, будто услышал, как совершенно посторонняя женщина что-то говорит кому-то, кого — надо же, какое совпадение! — тоже зовут Кэл. И отвернулся. Джанетт стояла рядом с Беверли, неотрывно глядя на ремешок своей сумочки. Интересно, этого ребенка вообще врачу показывали?

Наконец все чемоданы с челночного рейса авиакомпании TWA Лос-Анджелес — Даллас выползли на ленту транспортера и были расхватаны пассажирами. Багажа больше не было. Толпа рассеялась, а Беверли увидела, как Элби отскребает с пола присохшую жвачку чем-то издали очень похожим на нож.

— Ну ладно, — сказала она, соображая, какие в это время дня будут пробки на обратном пути в Арлингтон. — Кажется, ваш багаж не прилетел. Ничего страшного. Нам только придется подойти к окошку и заняться кое-какой писаниной. Квитанции у вас остались? — обратилась она к Холли. Лучше переложить все на Холли — у девчонки, похоже, природный талант нравиться людям. Так что вся надежда только на нее.

— Нет, квитанций у нас нету, — ответила Холли. Лицо у нее было бледное и все в веснушках, волосы темные и прямые. Вылитая Пеппи Длинный-чулок — взрослые таким девочкам умиляются, а сверстники над ними насмехаются.

— Но этого быть не может! Поищи — где-нибудь должны быть. Мама давала их тебе?

Холли начала сначала:

— Квитанций у нас нету, потому что нету багажа.

— То есть как — «нет багажа»?

— Ну, вот так. Нет — и все. — Холли просто не понимала, что тут может быть неясно.

— Вы что — забыли его в Лос-Анджелесе? Или потеряли? — Перед глазами у Беверли повисла какая-то пелена. Она смотрела на Кэла и не видела его. Видела только, что через каждые десять футов висят таблички, запрещающие садиться или вставать на ленту транспортера.

Она не заметила, что губы Холли задрожали. Холли сама считала, что лететь без вещей — глупость какая-то, но мать уверила ее, что так хочет их отец. Он купит им все новое — новую одежду, новые игрушки, новые сумки — носить домой добычу. Может, он просто забыл предупредить Беверли?

— Мы ничего с собой не взяли, — сказала Холли тихо.

Беверли не поверила своим ушам. А Берт, черт его дери, уверял, что она со всем этим в два счета справится.

— Что? — переспросила она.

Ужасно, что ее заставляют все повторять заново, непростительно, что ее заставляют. Холли уже не могла сдерживать слезы, и по веснушкам побежали два ручейка.

— У. Нас. Нет. Никаких. Вещей.

Теперь она поссорится с отцом, а ведь она его еще не видела. А еще хуже, что отец страшно разозлится на мать. Отец называл ее воплощением безответственности, но ведь это неправда!

Беверли обшаривала глазами зону выдачи. Пассажиры и встречающие уже расходились, двое пасынков куда-то пропали, одна падчерица плакала, а другая была так поглощена созерцанием винилового ремешка на своей сумке, что, право, трудно было не счесть ее слабоумной.

— Зачем тогда мы торчим здесь уже полчаса? — ровным голосом спросила Беверли. Она еще не разозлилась. Злиться она будет потом, когда осмыслит все это как следует. Сейчас же она была просто в замешательстве.

— Не знаю! — выкрикнула Холли, заливаясь слезами. Потом подолом футболки вытерла нос. — Я тут ни при чем. Это ты нас сюда привела. Я не говорила, что у нас есть багаж!

Джанетт расстегнула молнию своей сумочки, покопалась там, достала бумажный платок и протянула сестре.

С каждым годом вторая поездка Беверли в аэропорт становилась хуже — причем как раз оттого, что она всякий раз надеялась: ну, теперь-то будет лучше. Она оставляла четверых юных Казинсов дома (сперва под присмотром матери, потом — Бонни, потом — Уоллис, а в последнее время — под надзором Кэла. Ведь жили же они как-то в своем Торрансе, а Арлингтон безопасней) и мчалась в Даллас встречать своих девочек. Если дети Берта приезжали на Восток на целое лето, то Кэролайн и Франни проводили на Западе лишь две недели: одну — с Фиксом, другую — с его родителями, этого только и хватало, чтобы вспомнить, насколько же Калифорния была им милей Виргинии. Из самолета они выбирались словно на поздней стадии обезвоживания — потому что рыдали, не просыхая, весь полет. Беверли кидалась на колени, душила их в объятиях, но это было все равно что обнимать двух призраков. Кэролайн хотела жить с отцом. Она просила, она умоляла и год за годом получала отказ. И когда Беверли прижимала ее к груди, ненависть, источаемая Кэролайн, казалось, просачивается сквозь ткань ее розовой рубашки навыпуск. А Франни просто стояла и терпеливо сносила объятия. Она еще не научилась ненавидеть мать, но всякий раз, когда плакала в аэропорту, расставаясь с отцом, узнавала еще чуть больше о том, как возникает и крепнет это чувство.