Рядом со Сталиным - Иван Бенедиктов

— А вот и напишу! — завелся Власик.

Он сдержал слово. К тому же, Сталин все-таки нашел позарез нужные деньга, решив на семьдесят процентов сократить всю правительственную охрану и прислугу. Затем, чтобы некоторые товарищи не очень стремились в Политбюро, — уменьшил доплату в пакетах с двадцати пяти тысяч рублей до восьми. Соратники, естественно, зашипели. Но куда деваться? Лишь еще крепче обнялись и стали действовать против обидчика еще дружней, забирая в свои руки все государственные дела. Кто это были конкретно? Берия, Маленков, Хрущев, Каганович, Булганин. Когда практически оттеснили Сталина от руководства страной, навалились на его последние опоры — Поскребышева и Власика. Скоро те исчезли из Кремля.

По-прежнему бороться с наступающей пятеркой Сталин, видно, уже не мог. Ведь ему пошел семьдесят четвертый год. Сказывалась постоянная гипертония. Раз на ходу чуть не упал от головокружения. Туков успел поддержать. Порой с трудом поднимался по лестнице на второй этаж в свой кремлевский кабинет. И как-то невольно пожаловался Орлову:

— Чертова старость дает о себе знать…

* * *

27 февраля 1953 года в Большом театре шел балет «Лебединое озеро». В восемь часов, сопровождаемый Кириллиным, в своей ложе появился Сталин. До конца спектакля он был один. Затем попросил директора поблагодарить артистов за филигранную отточенность партий. После чего уехал на ближнюю дачу.

28 февраля вместе с «соратниками» он посмотрел в Кремле кинокартину. Потом предложил всем членам Политбюро приехать на дачу. В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Остальные в силу возраста предпочли домашние постели. Гостям подали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутузовой. Фрукты, как обычно, лежали на столе в хрустальной вазе. Сталин привычно разбавил кипяченой водой стопку «Телиани», которой хватило на все застолье. Мирная беседа продолжалась до четырех часов утра уже 1 марта. Гостей проводил Хрусталев. Потом Сталин сказал ему:

— Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать.

Подобного распоряжения он никогда не давал. Оно удивило Хрусталева необычностью. Хотя настроение у Сталина было бодрым…

С утра все занимались положенными делами. В полдень заметили, что в комнатах все еще нет никакого движения. Это насторожило. Но заходить без вызова к вождю не полагалось. А соответствующего сигнала по-прежнему не было. Наконец полседьмого вечера в кабинете вспыхнул свет. Все облегченно вздохнули, полагая, что сейчас последует приглашение. Однако не дождались его. Охрану стала охватывать тревога: происходило явное для Сталина нарушение распорядка дня. Пусть даже воскресного.

В десять тридцать охрана окончательно убедилась в скверности положения. Лозгачев послал Старостина в кабинет. Но тот уклонился. Дескать, раз ты старший, то иди первым. Пока препирались, привезли свежую почту из ЦК. Это давало возможность войти на законном основании. Твердым шагом Лозгачев направился в большую столовую, где Сталин мог отдыхать. Не заметил его в темноте. Миновал одну, другую комнату. Пусто. Из приоткрытой двери малой столовой лился свет. Заглянул туда, оцепенел…

У стола на ковре лежал Сталин, как-то странно опираясь на локоть. Рядом лежали карманные часы и газета «Правда». На столе стояли бутылка минеральной воды и пустой стакан. Видимо, Сталин еще не потерял окончательно сознание, но говорить уже не мог. Заслышав шаги, он чуть приподнял руку, словно подзывая. Бросив почту на стол, Лозгачев подбежал, выпалив:

— Что с вами, товарищ Сталин?

В ответ послышалось непонятное «дз-з-з…». По внутреннему телефону Лозгачев позвал Старостина, Тукова и Бутузову. Они мигом прибежали. Лозгачев спросил:

— Вас, товарищ Сталин, положить на кушетку?

Последовал слабый кивок головы. Все вместе положили больного на кушетку, которая оказалась короткой. Пришлось перенести Сталина в большой зал на диван. По пути стало видно, как он озяб. Наверное, лежал в столовой без помощи несколько часов. Бутузова тут же распустила ему завернутые по локоть рукава нижней рубашки. На диване Сталина тщательно укрыли пледом. Лозгачев сел рядом ждать врачей.

А Старостин немедленно позвонил о случившемся Игнатьеву. Но всемогущий шеф КГБ робко предложил обратиться к Берии. Поскольку его все просто не переваривали, а потому предпочитали с ним даже не разговаривать, Старостин разбудил Маленкова. Как и следовало ожидать, этот безвольный человек не сделал ничего конкретного. Лишь через полчаса торопливо сообщил, что не нашел Берию и предложил искать его самим. Наконец объявился, приказав:

— О болезни Сталина никому не говорите и не звоните!

Все-таки Лозгачев, не покидая больного, продолжал ждать помощь. Только в три часа ночи подъехала машина. Думалось, это «скорая»! Наконец-то можно передать больного врачам, перевести дух, избавившись от гнетущей бездеятельности. Но это явились «друзья» — Берия с Маленковым. Задрав голову и поблескивая очками, Берия прогромыхал к Сталину. У Маленкова скрипели новые ботинки. Сняв их, пошел в носках. Оба встали поодаль от дивана. Вдруг Сталин захрапел. Может, увидал их да так выразил свое отношение. Кто знает… Однако Берия среагировал сразу, бросив Лозгачеву:

— Ты что панику наводишь? Видишь, товарищ Сталин крепко спит! Нас больше не беспокой и товарища Сталина не тревожь!

Лозгачев стал доказывать, что больному срочно необходима медицинская помощь. Но Берия перебил его грязным сквернословием. С тем друзья покинули зал. Встретив Старостина, Берия устроил ему разнос:

— Кто вас, дураков, к товарищу Сталину приставил? Вы недостойны работать у него! Я еще вами займусь!

Наконец они уехали. Часы отбивали уходящее время. И все очевидней становилось: врачи не спешат на помощь. Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив:

— Скоро будет медицина.

Около девяти часов действительно появились врачи во главе с профессором Лукомским. Руки у всех от волнения тряслись так, что не могли снять с больного нижнюю рубашку. Пришлось разрезать ее ножницами. Осмотрев Сталина, врачи установили диагноз: инсульт с кровоизлиянием в мозг. Принесли кислородную подушку, сделали уколы камфары, приложили пиявки. Наверное, предлагали применить еще что-то, действующее сильней, потому что Берия нагонял страху:

— А вы гарантируете жизнь товарищу Сталину, гарантируете?!

Кто же был на такое способен, если даже здоровые люди не имели сейчас гарантии выйти отсюда. 2 марта вызвали Светлану и Василия. Тот сразу где-то вмазал и с порога закричал:

— Сволочи, загубили отца!

Некоторые члены правительства на него ощетинились. А Ворошилов стал урезонивать:

— Василий, успокойся. Мы принимаем все меры для спасения жизни товарища Сталина.

Наконец о болезни вождя узнала страна. На даче все чаще раздавались звонки доброжелателей, предлагавших свои услуги. Некоторые клятвенно уверяли, что поднимут Сталина. Звонили профессора даже из демократических стран. Один был особо настойчив. Туков позвал к телефону Берия. Тот завопил в трубку: