Секс-тренажер по соседству - Любовь Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что, если мы начнем ежедневную тренировку, то она как обычно затянется. А кран сам себя не починит. К тому же смотреть, как ты моешь пол голой, будет лучшей наградой за мои ежедневные непосильные труды.
Часто дышу, пропуская через себя бред, который он несет.
— Труды. Голой мыть пол, — только сейчас осознаю, что прижимаюсь голой грудью к его.
— По-моему, идеально. Приступай, раз реветь перестала, — отпускает он меня, придержав пошатнувшееся тело и подхватывая ящик с инструментами, идет в ванную.
— А к чему было это эротическое представление, — уже без слез, но раздраженно вопрошаю я, поджимая губы. Ну, а что. Хочу секса. Разве он не поднимает уровень эндорфина в крови, поднимая тем самым настроение.
— Новый метод успокоения женских истерик. Посмотри в интернете. Если никто не запатентовал, то буду первым и сорву куш.
Не могу сдержать фырканья и представляю, как к Артему выстраивается очередь из зареванных женщин, чтобы получить свою долю терапии.
Ну, уж нет. Пока он хочет меня, пусть таким макаром женщины успокаивают себя сами. Включая Таню, которой пришлось соврать, что Артем гей. Не то, что я имею право ревновать. Но, учитывая как выглядит Татьяна, со своей высеченной как ива фигурой… Лучше не рисковать.
— Лучше сначала потренировать этот метод на мне, — невинно говорю ему в след, на что он гортанно смеется.
От этого звука приятная дрожь пробегает по спине, стремительно спускаясь к низу живота.
— Не сомневайся Настюха, отработаю как следует. Иди мой пол, нам уже ехать пора.
— Куда, — проявляю любопытство через несколько минут, пока собираю тряпкой воду, и выжимаю в ведро. Голая, что очень хорошо чувствуется от контраста обжигающего взгляда мужчины и легкого освежающего ветерка из приоткрытого окна.
— Увидишь. Не все же время в тренажерном зале проводить. Надо и другими видами спорта заниматься.
— Мне уже страшно…
— Лучше бойся, что я сделаю с тобой после тренировки, — растягивает он губы в предвкушающей улыбке, пока напрягая бицепсы, крутит кран гаечным ключом. — На заднем сидении тачки.
Я уже закончил чинить кран и жадно наблюдал, как нагибается эта красотка, вытирая с пола остатки воды.
Прелесть, а не зрелище.
Мне кажется, каждый мужчина мечтает вот о такой женщине дома. Голой, хозяйственной и по своему слабой. Но быстроуспокаиваемой поцелуями.
Кто бы успокоил меня и член рвущийся наружу от того, как сладко мелькает розовая плоть между упругих ягодиц.
Анальный секс я в принципе не очень люблю, ассоциации мерзкие, но вот прямо сейчас я бы с размаху.
— Я закончила. Сейчас быстро в душ. Ты в порядке? — спросила она и скрестила бедра, пытаясь скрыть заветное местечко с гладко выбритым лобком.
— Полно… — откашлялся я, стряхивая с мозга наваждение. — Полностью в порядке. Я тогда быстро к себе. Жду тебя внизу. Кроссовки не забудь.
Она уже открыла рот, чтобы что-то спросить, как я рванул из квартиры, где каждый миллиметр пропах ее женственным одуряющим, как опиум, запахом.
Еще секунда и новые высоты спорта остались бы приятными планами. Их бы заменило животное совокупление, прямо на только что вымытом полу.
Быстро натягиваю свежую футболку и перед выходом, останавливаюсь у двери и планомерно вбиваю в нее лоб.
Это какой-то трэш. Нельзя так зависать на бабе. Нельзя хотеть ее ежесекундно, даже если провели часовой секс марафон.
Каждый раз, вталкиваясь внутрь ее узкой дырки или просто ее целуя, меня накрывает болезненный спазм удовольствия, а в паху звенит похоть, отдаваясь в мозгу настойчивым волчьим воем.
Потому что нет даже ощущения, что мы делаем, что-то запретное или неправильное. Его перебивает четкое, волчье: «моя сука!». Для меня течет. Только у меня сосет. Только мне даст трахнуть себя в задницу.
Сжимаю зубы, сдерживая желание не утащить ее в свое логово и не доказывать час за часом, что никакого на хрен мужа у нее нет, что только я имею все права ее брать и пользовать во все сладкие дырочки.
Нельзя. Нельзя.
Нельзя так хотеть замужнюю женщину. Это заканчивается плохо, всегда. Для всех героев анекдота.
Или кто-то вылетит из окна. Не я разумеется. Или кто-то сядет. Вот здесь скорее, мой расклад.
Еще раз делаю глубокий вдох, считаю до десяти и протяжно выдыхаю сквозь тесно сжатые зубы.
Так учили врачи еще в армии. Когда адреналин в крови зашкаливал.
Возможно, в отсутствии боевых заданий, мозг ищет замену острым ощущениям, на которые я уже давно и окончательно подсел.
Какая уж тут жена. Да я от бытовухи свихнусь в первый год брака. Родители же мои, например, от нее наоборот прутся. Хорошо хоть не навязывают свои интересы.
К машине Настя, в легком, но старом спортивном костюме, приходит почти сразу после меня.
Держу ей дверцы открытыми, стараясь не смотреть, как при пружинистой ходьбе покачивается грудь, как она, смотря на мое лицо, лизнула кончиком языка пересохшие губы. Смотреть то не стараюсь, только взгляд, как магнитом тянется на это не только поглядеть, но и задержаться там навечно.
— Куда мы едем? — с энтузиазмом спрашивает Настя уже на полпути к скалодрому. Я люблю быструю езду и часто лавирую между машинами. Но если мама часто просит снизить скорость, Настя ею наслаждается. Даже приоткрыла окно и вытащила туда пару пальчиков, жмурясь от приятных ощущений.
Когда я ей отвечаю, ее лицо вдруг меняется, глаза распахиваются, а руки стискивают собственные бедра.
— Что?
— Артем, пожалуйста. Не туда. Только не туда. Только не альпинизм, — как заведенная кукла, повторяет она.
Вот это ее заклинило. Глаза, как два блюдца с поданным на них страхом. Липким, болезненным. Так смотрят только люди, испытавшие в своей жизни настоящий кошмар.
— Занималась альпинизмом? — удивляюсь я, останавливая машину возле многолюдного перекрестка и беру ее дрожащую руку в свою.
Сначала даже хочется одернуть руку, насколько ее кожа похолодела.
Учитывая полуденное июльское солнце, от этого становится страшнее. Да, что с ней такое?
Почему же она столь не откровенна?
Хотя понятно, кто я для нее? Временный ебарь, не более.
Может быть, пора и мне самому начать к ней так относиться. Вот уеду я через пару месяцев, она преспокойно вернется в свою жизнь, в постель мужа. Только постройневшая.
И очень быстро забудет одного горячего солдафона с твердым членом и столь же твердой волей.
Осталось понять, как забыть ее мне.