Парадокс Севера - Виктория Побединская

Я не умела плавать. C детства панически боялась воды. Поэтому никогда не совалась в самую гущу водных развлечений. Находиться на берегу пусть было и уныло, зато безопасно.

— Идём! — снова позвал кто-то. На этот раз из парней, опаляя щеку яблочным дыханием. И с разбегу нырнул в воду.

Я покачала головой.

— Не взяла купальник, — выкрикнула, сложив руки рупором. Эта отговорка всегда работала на отлично.

— Зайди хотя бы по пояс.

— Да что же вы пристали, как репей, — пробурчала я в ответ на очередное приглашение присоединиться.

Вдруг за спиной раздался голос:

— Она со мной. Простите ребята, ее тренер вызывает.

Я обернулась, тут же покраснев до кончиков ушей. Тот самый парень, которого я целовала в первый вечер у костра стоял рядом, недвусмысленно глядя на лиф от купальника, выглядывающий из моей сумки.

— В следующий раз тебе придется спасать себя самостоятельно, — сказал он. А потом улыбнулся, протянув руку: — Александр.

Воспоминания померкли. Вот только след, что они оставили в душе все еще горел ярким пламенем. От каждого ожог. Каждое — шрам на сердце.

Говорят, память всегда на нашей стороне. Стирает плохое, оставляя со временем лишь светлые кадры. Вот только счастливые мгновения иногда оставляют гораздо больше болезненных царапин.

Не знаю, как долго я просидела, судорожно перебирая в голове варианты. Вернуться обратно к бабушке? Даже думать не хотела, как посмотрю ей в глаза. Попросить помощи Леси? Этот вариант казался наиболее реальным, хотя жутко стыдным.

Пол скрипнул. В тишине этот звук казался особенно громким. Я подняла голову и увидела, что кто-то открыл дверь. Полоска света тут же осветила часть зала.

— Ди, ты здесь?

И только поняв, что голос принадлежит Пашке, смогла успокоить участившееся сердцебиение.

— Что-то случилось? — задала я самый странный вопрос.

— То же самое хотел у тебя спросить.

Вскинув голову, я посмотрела снизу-вверх на подошедшего ближе парня. Он ждал ответов на вопросы, а я помнила свое обещание, хотя и не хотела делиться. Признавать, что ты проиграл, всегда сложно. А в этом раунде Север разбил меня в сухую.

— Тебя Леся подослала? — постаралась перевести я тему.

— Она волнуется.

Между нами повисла тяжелая пауза.

— Север? — произнес только одно слово Пашка, и я выдала все, что случилось. Начиная с нашего разговора в библиотеке и до пропавших — поправка — сгоревших, вещей.

Было отвратительно рассказывать о том, что кто-то может быть настолько прогнившим изнутри, чтобы совершать подобное потехи ради. Но, выложив правду, мне стало легче. Хотя до сих пор и потряхивало. Я обняла себя руками, чувствуя озноб. Скорее от нервов, чем из-за холода. Тяжёлая рука опустилась на плечи.

— Мы должны что-то сделать, — повернулся ко мне Пашка, и в его глазах вспыхнула решительность.

— Мы уже делаем, — осторожно освобождаясь от его рук, ответила я. — Смиряемся с паршивой действительностью.

— Очень смешно.

— А вот мне — нет.

Этот разговор — хождение по минному полю. В лучшем случае — бессмысленно. В худшем — опасно для жизни. Не хотела бы, чтобы мой единственный, после Леси, друг в академии пострадал тоже. Ведь Пашка, судя по тому, что я успела услышать, итак не пользовался здесь благосклонностью.

— Я сейчас серьёзно, Ди. Надо что-то предпринять.

Его голос стал громче. В кои то веки, я была рада, что в эту часть зала никто кроме фехтовальщиков не ходит.

— Например?

— Начнём с того, что расскажем в деканате. Сфотографируем шкаф, записку.

— Ты точно издеваешься. Как ты себе это представляешь? Заявиться к ректору с жалобой, что мне нечего надеть, ещё и фото пустых ящиков приложить? Да они рассмеются мне в лицо.

— Я подтвержу твои слова, — уверенно заявил парень. — И Леся подтвердит.

— Я не знаю, Паш. Меня никогда не учили жаловаться.

На секунду я задумалась, что если бы родители были живы, что бы они сказали?

Узнай они, что кто-то пытается меня обидеть, однозначно велели продолжать бороться. Хотя, что-то подсказывало — они помогли бы. Заступились.

— Ты же знаешь, я просто хочу тебе помочь?

Чувство одиночества в этот момент достигло критической точки. Может напрасно я отвергаю протянутую руку?

Пашка все ещё смотрел на меня глазами, полными огненного рвения.

— Ну хорошо, — ответила я, и мы вместе встали. А потом так же вместе зашагали обратно.

— Слушай, я знаю, не время, но так, чисто настроение тебе поднять. Может, в кино сходим? — произнес парень.

Пашка смотрел на меня, а я нервно соображала, чувствуя в голове тревожный звоночек. После случая на вечеринке, мы с ним ни разу не возвращались к теме самого-стыдного-недопоцелуя-года, и сейчас был не тот момент, когда хотелось ее поднимать.

— Паш, не пойми неправильно, ты хороший. Очень хороший, но я не ищу отношений. Вот совсем.

— Я же не предлагаю тебе замуж, — поднял руки парень. — Только кино. Неужели друзьям даже фильм нельзя посмотреть вместе?

— Фильм можно, — толкнув его локтем в бок, улыбнулась я. — Просто хочу прояснить сразу. Чтобы ты не строил напрасных надежд.

Он приобнял меня одной рукой, потрепав по волосам.

— Это я уж сам решу, ладно?

Чувство стыда сдавило горло. Возможно Пашка ничего не подразумевал, а я надумала глупостей. Но с другой стороны, я ведь предельно ясно обозначила свою позицию.

Когда мы добрались до нашего корпуса, Леси в комнате не было. Я обвела взглядом обстановку, убеждаясь, что с тех пор, как покинула комнату несколько часов назад, ничего не изменилось.

— Мой тот, что справа, — кивнула я на одиноко стоящий шкаф в углу. — Вот, полюбуйся. — Распахнула дверцы и застыла. На этот раз от шока, а не от ужаса.

На каждой вешалке в полиэтиленовых пакетах висели вещи. Совершенно новые. 

Пашка подошёл сзади и ошарашенно выдохнул:

— Кажется, он обыграл нас еще до того, как мы успели план придумать.

Будильник прозвонил час назад. Я еще раз бездумно разгладила складки на безумно короткой юбке и бросила пугливый взгляд в сторону двери, первым делом запланировав — сменить замок. От одной мысли, что Север в любой момент мог попасть в комнату, начинался озноб.

Остановившись прямо напротив зеркала в широкой раме, я оглядела себя с головы до ног, от высоких гольфов до воротника кипенно-белой блузы, уже представляя эту наглую ухмылку одним лишь углом губ. И не знала, что задевало меня больше: вынужденная покорность или сам факт, что правда говорит громче глупых домыслов. Пришлось признать: это талант. Так портить людям жизнь нужно действительно уметь.