Там, где живут ангелы - Екатерина Янова

- Мила, все хорошо? - и понимаю, что ответить-то она не сможет. Дурак. Все же приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. Девочка стоит у зеркала, утопая в моем халате, пытается расчесать мокрые волосы. Увидев меня, смущается, опускает глаза.

- Мила, все хорошо? - она кивает. - Жалко, фена у меня нет. Ну, ничего. Пойдем, попьем чаю, как раз и волосы твои подсохнут.

Мила жует пиццу, запивая чаем, я же смазываю ее коленку антисептиком. Она вздрагивает, я усердно дую, уговаривая потерпеть. Девочка явно проголодалась, скорее всего, со вчерашнего дня ничего не ела. От этих мыслей снова становится не по себе. Вот же отчаянная маленькая дурочка! Как только додумалась до такого. Надо с ней серьезно поговорить. Да и решить надо, что делать дальше. А вот тут предстоит дилемма. И ежу понятно, что самым безопасным будет отправить ее назад в деревню, но правда в том, что я до ломоты в костях не хочу отпускать ее от себя. Слишком тяжело далась мне разлука, да и девочке моей нелегко. Поэтому решение пока принимать не хочу. Сажусь за столом напротив малышки и как маньяк наблюдаю за тем, как она откусывает бисквитное пирожное. Белый крем остается на ее губах, она с аппетитом жует, ловко слизывает лакомство острым язычком, и у меня от этого зрелища резко простреливает в штанах. Бешеное желание вновь накрывает с головой. Я с силой  сжимаю кружку в руках, и уговариваю себя не набрасываться на девочку. Кажется, я хотел о чем-то поговорить с ней? О чем-то серьезном? Только сейчас в голове туман. Прикрываю глаза, пытаюсь глубоко дышать, чтобы восстановить душевное равновесие и здравые мысли. Чувствую вдруг ее руки на шее. Распахиваю глаза и вижу девочку прямо надо мной, она гладит меня по волосам, а потом вообще садится ко мне на колени и сама тянется к моим губам. Боже! Что она делает? Неужели не понимает, как мне тяжело держать себя в руках? Если поцелую ее, все! Дальше меня уже никто не удержит. Поэтому из последних сил отстраняю девочку от себя, встаю, отворачиваюсь к окну, зажав пальцами переносицу. Считаю до пяти, чтобы восстановить дыхание, и только потом замечаю, что Мила как-то резко поникла, села на стул и уставилась куда-то в сторону.

- Мила! - Не реагирует. Не пойму, обиделась, что ли? - Послушай. Не обижайся, - она трясет головой, потом встает, идет в гостиную. Устраивается на диване на подушке.

- Ты спать собралась, что ли? - Она грустно кивает. - Устала? Тогда пойдем в спальню. Там удобнее.

Провожаю ее, укладываю в кровать. Хочу поцеловать, но она отворачивается, и укрывается одеялом почти с головой. Хорошо. Не хочет сейчас говорить, не надо. Пусть отдохнет. А я как раз пойду, гляну, что там творится в «Альтроне» и успокоюсь немного. Надо еще в ванной порядок навести, заодно холодный душ принять, чтобы охладить пыл.

Мила не выходила из спальни до самого вечера. Я несколько раз заглядывал к девочке, она вроде бы спала. Это хорошо. После ночи, проведенной в сарае, по всей видимости, бессонной, пусть отсыпается. Я все свои дела переделал, убедился, что все прошло по плану, инспекторы накопали достаточно нарушений, теперь главное, чтобы они быстро сработали и вынесли решение о блокировке счетов.

В очередной раз иду в спальню. Замечаю движение под одеялом. Подхожу к кровати и потихоньку сажусь рядом. Тишина. Долго сижу так, наблюдая в полумраке за девочкой. Понимаю, что она не спит. Но почему-то не торопится подниматься и упорно притворяется спящей. Наконец не выдерживаю:

- Мила! - зову ее не громко. Ноль реакции. - Мила! Я же вижу, что ты уже давно не спишь. Вставай! - включаю прикроватный светильник, неяркий свет заливает комнату. Девочка нехотя выбирается из-под одеяла, садится, пытается руками пригладить непослушные рыжие пряди. Она сейчас и правда похожа на недовольный одуванчик, но это только добавляет ей какой-то детской непосредственности и прелести. Мой растрепанный ангел. Дико хочется самому зарыться всей пятерней в эти непослушные кудри, зарыться в них лицом, вдохнуть ее запах. Нет, это неправильные мысли. Я только успокоился и вот опять. Чёрт! И воздержание в несколько месяцев нисколько не добавляет контроля. Хочу сказать что-то, но голос охрип, приходится сначала откашляться. Потом все же выдавливаю:

- Я хотел приготовить что-то, но если честно, я в этом абсолютный профан. Может, поможешь? - Мила оживляется, кивает. Встает, наконец, с кровати, пытается что-то найти.

- Что ты ищешь? - она жестами показывает, что ищет свой рюкзак. Выхожу в гостиную, приношу ее сумку.

- Ты хочешь переодеться? - Мила кивает, я оставляю ее одну в спальне.

Иду на кухню, достаю продукты, ставлю воду на макароны, а дальше думаю, стоит ли обойтись сосисками или рискнуть здоровьем и пожарить мясо? На кухню заходит Мила, на ней легкий ситцевый сарафан. Черт! Этот незатейливый наряд сводил меня с ума еще там, в деревне. Яркая ткань облегает все изгибы девочки, а вырез открывает взгляд на загорелые ключицы. А если крошка снова наклонится, как тогда, во дворе, все, кранты. Мила как-то несмело поправляет юбку, а я отворачиваюсь к кастрюле с водой, и начинаю лихорадочно раскрывать пачку с макаронами. От моих усердий пачка рвется, и часть макарон рассыпается по столу. Черт! Чувствую на плече легкую ладошку, Мила отодвигает меня от плиты и начинает стряпать сама. Надо сказать, у нее все получается значительно лучше. Пока я пытаюсь обрести внутреннее равновесие, она успевает нарезать мясо, посолить и выложить все на сковородку. Моя умница. Но, если я останусь здесь стоять, то точно съем не мясо.

- Вижу, наш ужин в надежных руках! – пытаюсь разрядить обстановку. – Я буду в гостиной, если нужна будет помощь, позовешь, хорошо? – Мила кивает, но улыбка на ее губах снова гаснет. Я же спешно иду в ванную и умываюсь несколько раз холодной водой. Боже, помоги мне! Дай сил, выдержки и трезвых мозгов, чтобы не наломать дров.

Нежность моя не растеряна,

На семи ветрах не развеяна,

По пустякам не разменяна,

Я ждала тебя, только тебя...

Слова песни «Нежность моя», исполнитель Валерия.

Стою около плиты, слышу, как на сковороде шипит мясо, или это в голове шум от накатившего разочарования. Глеб избегает меня. Я обратила внимание сразу, но сначала разум был затоплен радостью от желанной, но такой невероятной встречи, от того, что нет рядом с ним никакой жены, все это ложь, и Глеб по-прежнему меня любит. Только почему тогда он постоянно отворачивается от меня, ведет себя так странно? Все время напряжен, как натянутая струна, избегает, уворачивается от моих прикосновений, а ведь я так истосковалась по нему. Совсем по-другому представляла я нашу встречу, когда разлука съедала меня долгими вечерами. Хочу спросить, в чем дело, хочу кричать от переполняющих душу чувств, но, похоже, ему это не нужно. Может, он уже жалеет обо всем? Просто не знает, как от меня избавиться? Зачем тогда нашел меня и привел сюда? Боялся, что выдам его? Возможно. Только я скорее умру, чем сознательно смогу навредить Глебу. Да, теперь я понимаю, что подвергла его большой опасности, конечно, это было безрассудно. Но ревность и тоска затмили разум. Скорее всего, Глеб хочет отправить меня назад к бабушке. Только это не объясняет его странного поведения сейчас. Видимо, я ему просто больше не интересна. Наверное, там, в деревне после долгой болезни, не видя вокруг других девушек, он проявил ко мне интерес, а теперь в городе проблем с этим нет. Сегодня рано утром, когда шла в поисках фирмы Глеба, я встретила немало красоток. Они были одеты совсем по-другому и вели себя по-другому. Громко смеялись, непринужденно общались с парнями. По сравнению с ними я чувствовала себя грязным, обтрепанным воробышком, который даже чирикнуть не может.