Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

Яков часто и много пил воду, покрывался сильной испариной и постоянно простужался: насморк уже не проходил. Лицо короля стало красным, он набирал вес, а волосы седели. В возрасте пятидесяти лет Яков стремительно старел. Он по-прежнему питал отвращение к работе и предпочитал охотиться, но верхом ездил медленнее и позволял грумам вести свою лошадь.

Таким образом, взоры искателей высоких должностей все чаще обращались к наследнику престола. Карл в свои пятнадцать лет обладал многими добродетелями принца. Он отличался в теннисе и в сражениях на копьях, любил лошадей и театр масок, к тому же уже слыл ценителем изобразительного искусства и музыки. Тем не менее он был набожным и сдержанным, немногословным и даже замкнутым, покрывался краской смущения, услышав грубое слово. Принц был невысокого роста (1 м 63 см) и сильно заикался.

Посол Венеции докладывал, что принц прилагает все усилия, чтобы «поддерживать своего отца, разделять его взгляды, доставлять ему удовольствие и поступать только так, как поступает отец. В присутствии отца он всегда старается скрывать собственные чувства». Таким образом, Карл рос неуверенным и нерешительным, склонным придерживаться нескольких принципов, которые уже усвоил раньше. Он был слишком застенчив себе в ущерб и, возможно, оглушен говорливостью отца и красотой Вильерса. Когда он пытался действовать по-настоящему активно (впоследствии), то зачастую совершал опрометчивые поступки, не подумав о последствиях. Кроме того, его благочестие и ощущение священной миссии лишали принца чувства юмора и придавали ему лишней суровости.

Летом того года король ополчился на своих судей. Эдвард Кок, главный судья Суда королевской скамьи, нередко вызывал гнев Якова тем, что утверждал приоритет общего права над притязаниями королевской власти. В июне 1616 года король собрал судей и обвинил их в нарушении субординации. Они пали на колени, заверяя в своей преданности и покорности. Король затем спросил всех по очереди, будут ли они консультироваться с ним перед объявлением решения по вопросам королевской прерогативы. Все согласились, за примечательным исключением самого Кока, который просто ответил, что будет действовать в духе, соответствующем статусу главного судьи. Яков набросился на Кока, обозвал его плутом и софистом. Несколько дней спустя король отправился в Звездную палату, где произнес длинную речь о своем стремлении к справедливости. «Короли по существу и есть судьи, – заявил он членам своего Совета, – правосудие должным образом дано им от Бога… Я помню слова Христа: “Моя паства слышит мой голос”, и я уверен, что мой народ охотно услышит мой голос, голос их пастыря и короля». Это было не самое скромное из утверждений короля.

Разумеется, никто и не думал, что Кок сохранит за собой место на королевской службе. Его вывели из состава Тайного совета и приказали не совершать летней поездки по провинциям королевства. Ему сказали пересмотреть свой сборник судебных решений, «в котором (как проинформировали его величество) было много радикальных и нелепых суждений». Через пять месяцев, в ноябре 1616 года, Кока отрешили от должности, как говорили в то время, «вычеркнули из книг учета». Король избавил себя от непокорного судьи, но одновременно превратил Кока в мученика, пострадавшего за верховенство права и вольности народа.

Однако природу и характер «народа» люди могли понимать самым разным образом. До 1620 года население государства быстро увеличивалось, и в результате стало расти и количество бедных. Уже в 1688 году официально сообщалось, что более половины населения (и сельского, и городского) живет за чертой бедности. Покупательная способность заработной платы сельскохозяйственных рабочих и мелких городских ремесленников в относительном пересчете находилась на самом низком уровне за несколько поколений. В 1616 году было зафиксировано, что в Шеффилде из населения немногим более 2000 человек 725 жителей «не могут жить без подаяния своих соседей»; все они «просили милостыню». Было еще 160 других, кто «не в состоянии пережить бедствие одной двухнедельной болезни, потому что в таком случае они окажутся в крайней нищете». Их дети «вынуждены тяжело работать, чтобы обеспечить себе пропитание».

Экономическое неравенство в обществе имело такие огромные размеры, что за тот же период благосостояние сельского мелкопоместного дворянства и более состоятельных горожан резко возросло. Этот факт сам по себе объясняет великую эпоху строительства и реконструкции, достигшую высшей точки в якобитском (то есть времен короля Якова I) особняке с его изысканным декором и изумительным силуэтом.

Кроме того, стало очевидно, что если у джентри росло богатство и положение в обществе, то старая аристократия теряла часть своего влияния. Возвышение сельского дворянства неуклонно повышало могущество и авторитет палаты общин, в которой оно составляло большинство. Говорили, что джентри могли трижды купить всю палату лордов. В работе более позднего времени «Республика Океания» (Oceana) Джеймс Гаррингтон утверждал, что работа правительства «соответствует духу дворянина». Сокращение состояний старых лордов в пользу развивающихся джентри объясняли и объясняют по-разному. Это было связано с утратой богатства и земельных наделов, но кроме того, стало естественным результатом уменьшения военной мощи старой аристократии. В любом случае король продавал звания пэров и баронетов за наличный расчет и тем самым умалял почетную ценность всех титулов.

Поскольку росло влияние джентри, соответственно усиливались и те слои общества, которые можно назвать классами специалистов. За период с 1590 по 1630 год количество юристов увеличилось на 40 %, врачей тоже стало значительно больше. Торговое дело также процветало и уже не считалось занятием, недостойным дворянина; младшие сыновья землевладельцев с готовностью становились учениками торговцев в надежде со временем подняться до партнера. Разрыв между богатыми и бедными углублялся, при этом состоятельные слои общества неуклонно сближались.

Теперь джентри также контролировали органы местного управления. Лорд-лейтенанты и представители, шерифы и мировые судьи были необходимы для поддержания порядка и безопасности страны. Король и его Совет полностью полагались на них в таких вопросах, как взимание налогов, регулирование торговли и формирование войск для зарубежных войн. В свою очередь, форма местного управления создавалась на четвертных сессиях, когда самые влиятельные люди графства или города встречались для обсуждения местных дел. Все вместе они назывались коллегией мировых судей, а служащий, который вел дела собрания, – секретарем мирового суда. Их власть распространялась на главных и рядовых констеблей, на церковных старост и попечителей по призрению бедных в каждом приходе.

Значительная часть поместного дворянства была настроена против королевского двора. На местных выборах 1614 года оба кандидата заявляли, что представляют «общину», и не признавали расходы «изворотливого придворного». Довольно скоро фракции «двора» и «общин» проявят себя в деле. Привычки Уайтхолла уже находились под большим подозрением. Расточительность короля требовала повышения налогов. Практика реквизиций для нужд королевского двора, при помощи которой двор практически захватывал товары и услуги, приняла чудовищный размах. По стране ходили слухи о гомосексуальных увлечениях короля. В начале 1617 года Джорджу Вильерсу, уже виконту Вильерсу, даровали титул графа Бекингема и назначили королевским конюшим. Он имел обширные земли и огромный доход, но, кроме того, получил монопольное право распределять бенефиции. Каждому соискателю должности приходилось иметь дело с графом, а Бекингем настаивал, чтобы все клиенты признавали его своим единственным покровителем. Люси Хатчинсон, мемуаристка с пуританскими убеждениями, писала, что он возвысился «не вследствие заслуг, а благодаря красивой внешности и занятиям проституцией».