Убийство в приличном обществе - Энн Грэнджер

— Ваша жена умерла не обычной смертью… — неуклюже возразил я.

— Смерть есть смерть, — ответил Бенедикт. — Ни один из нас не способен убежать от нее, и отгораживаться от нее бесполезно. Но уничтожать так бездумно и так бессмысленно такую красоту… непростительно!

Я снова выразил вдовцу свои соболезнования и извинился за вторжение. По-моему, он меня не слышал.

Мисс Марчвуд ждала меня внизу. Когда я спустился со второго этажа, она молча направилась в ту самую малую гостиную с роялем. Я закрыл за нами дверь и, подойдя к ближайшему окну, раздернул шторы. Я люблю видеть лицо собеседника. Бенедикт меня переиграл, но во второй раз такой номер не пройдет! По лицу компаньонки я понял, что она не одобряет моего поступка, но, возможно, она меня поняла. По-прежнему молча мы сели напротив. Мне казалось, что фарфоровые часы на каминной полке тикают слишком громко.

Я понял, что мисс Марчвуд ждет, когда я начну. Чтобы разбить лед, я заметил:

— Красивые часы.

— Мейсенские, — ответила она. — Мистер Бенедикт приобрел их во время своих поездок в Европу.

Приобрел… как и саму миссис Бенедикт. Она стала очередным его шедевром.

Я спросил у мисс Марчвуд, давно ли она служит компаньонкой у миссис Бенедикт.

— С тех пор, как мистер Бенедикт привез жену из Италии в Англию, почти девять лет. — Глаза за стеклами пенсне быстро замигали. Она не собиралась лить слезы в моем присутствии.

— Наверное, за девять лет вы с миссис Бенедикт успели очень сблизиться. Представляю, сколько вы пережили, — сочувственно заметил я.

Она наклонила голову, но ничего не ответила. У меня сложилось впечатление, что любые сведения мне придется тащить из Изабеллы Марчвуд клещами. Она хранит верность мертвой хозяйке? Или неверно понимает, что такое благопристойность? Ей кажется, что само мое присутствие пятнает дом. Мне следовало заниматься своими тягостными расспросами вдали от этой богатой гостиной с полированным роялем, фотографией в серебряной рамке и часами мейсенского фарфора?

— Мисс Марчвуд, были ли вы счастливы здесь до этого трагического события? — спросил я.

— Я была здесь очень счастлива! — отрезала она, кладя руки на колени и плотно сжимая губы.

— Очень хорошо. Пожалуйста, расскажите, что произошло в прошлую субботу.

Я думал, что мисс Марчвуд откажется, но она заговорила довольно быстро. Мне даже показалось, что она заранее отрепетировала свой рассказ, предчувствуя мой приход. И все же я не мог не заметить: когда она говорила, ее сложенные пальцы то сжимались, то разжимались.

— Миссис Бенедикт пожелала отвезти украшение, брошь, в одну ювелирную лавку в Берлингтонском пассаже. Она хорошо знала владельца — его фамилия Тедески. По происхождению он итальянец, наверное, поэтому миссис Бенедикт нравилось посещать его лавку. Она… и мистер Бенедикт… раньше часто покупали у мистера Тедески разные товары.

— Почему она повезла туда брошь? С ней что-то было не так?

— Нет, просто брошь ей не нравилась, поэтому миссис Бенедикт ее не носила. Она хотела узнать, нельзя ли сделать из нее кольцо. Ювелир сказал, что можно. Мы… она… оставила брошь ему.

— Уезжая из дому, вы не ожидали, что погода в Лондоне быстро испортится?

Мисс Марчвуд сняла пенсне и надавила на переносицу, где от пенсне остался слабый красный след.

— Нет, хотя и у нас небо было затянуто облаками. Конечно, иногда лондонские туманы доходят и до наших краев. Но ничто не указывало на это, когда мы отправились в путь.

Она снова надела пенсне и несколько суше продолжала:

— Пообедав, мы сели на поезд, который отходил в половине третьего. Подъезжая к Лондону, мы заметили, что над городом стоит желтый туман. Он уже добрался до самых окраин… К тому времени, как мы подъехали к Ватерлоо, стало очень неприятно. Выйдя из поезда, мы увидели, как туман клубится вокруг нас. И запах стоял ужасный. Я предложила миссис Бенедикт вернуться. Нам надо было лишь перейти на другую платформу и сесть на первый же поезд, который шел домой. Но она возразила, что мы не задержимся надолго, если найдем экипаж. Так мы и поступили.

— Вам быстро удалось найти экипаж?

— На вокзале? Нет. Выйдя оттуда, мы наняли большой тарантас; других на улице не было.

Я кивнул в знак понимания. Тарантас — закрытый экипаж, он больше подходит дамам. Для двух дам поездка по Лондону в открытом экипаже считается неприличной.

— И все же мы долго добирались до Пикадилли, потому что возчику приходилось передвигаться очень медленно. Он часто останавливался, чтобы пропустить другие экипажи. Мы несколько раз чудом избежали столкновения. Пешеходов не было видно на расстоянии вытянутой руки, некоторые буквально бросались под колеса! Мы с миссис Бенедикт очень испугались. И все же мы наконец добрались до Пикадилли, обе были очень рады, могу вам признаться, когда очутились у входа в Берлингтонский пассаж.

— Не сомневаюсь. Я и сам в тот день шел пешком в тумане, — ответил я. — Я знаю, как трудно передвигаться в такую погоду. Вряд ли в пассаже было много посетителей.

— Да, там почти никого не было. Покупатели спешили по домам. Я тоже забеспокоилась. У ювелира мы задержались, обсуждая эскиз кольца. Кроме того, он показал нам некоторые свои товары. Выйдя снова на улицу, мы пришли в ужас… нам стало очень страшно. — Мисс Марчвуд наклонилась вперед, словно подчеркивая последние слова. — Туман так сгустился! Мы обе встревожились и попросили сторожа найти нам экипаж.

Я знал, что пассаж нанимает особых сторожей-охранников, которые носят форму.

— Но сторожу так и не удалось нам помочь… К тому времени почти всякое движение прекратилось, и невозможно было разглядеть, движется ли что-нибудь по улице! Мы стали думать, что делать.

— Который тогда был час? — перебил ее я.

— Начало пятого… Нет, почти пять! Точнее я не могу вам сказать. Мы решили перейти дорогу и попытаться найти галерею самостоятельно. В галерее мы надеялись переждать самое опасное время. Возможно, думали мы, туман рассеется.

— Ах да, конечно, главный выход из пассажа на Пикадилли, а у мистера Бенедикта там лавка…

Мисс Марчвуд порозовела от возмущения:

— Галерея, инспектор! Галерея, а не лавка! Мистер Бенедикт не лавочник!

— Извините, прошу вас, продолжайте, — попросил я.

— Мы боялись, что на нас кто-нибудь наедет, пока мы будем переходить дорогу, — ведь возчики не могли нас видеть. Мы переговаривались и обсуждали, что делать. Вдруг откуда ни возьмись появился мальчик… Как будто материализовался из тумана. Он меня напугал.

— Мальчик? — удивленно спросил я. — Что за мальчик?

— Уличный мальчишка, подметальщик. Он держал в руке метлу, поэтому я поняла, кто он. Он услышал наши голоса и о чем мы говорили. Предложил перевести нас через дорогу, заверил, что сразу услышит, если кто-нибудь подъедет к нам близко. Мы согласились. И он в самом деле благополучно перевел нас на ту сторону. Потом… — Впервые голос Изабеллы Марчвуд дрогнул. — Когда мы очутились на тротуаре на южной стороне Пикадилли, я велела мальчику подождать, потому что собиралась вознаградить его за труды. Я порылась в кошельке, нашла шестипенсовик, заплатила мальчику, и он исчез, как будто растаял в тумане. Я обернулась, чтобы что-то сказать миссис Бенедикт, но ее уже не было рядом!