Ласка сумрака - Лорел Гамильтон

Серебристые, как рождественская мишура, волосы Холода былисвязаны сзади в тугой хвост, так что лицо казалось строгим и сильным и дажекак-то слишком красивым на вид. Хвост серебряных волос разметался по спинкесиденья и по плечу Холода. Несколько прядей легли мне на плечо и на руку, покаон докладывал Дойлу. Я коснулась этих сияющих прядей, ощутила их паутиннуюмягкость. Волосы у него блестят, как металл, и невольно ждешь металлическойжесткости, когда прикасаешься, а они оказываются мягче пуха. Не раз все этошелковистое великолепие проливалось на мое нагое тело. Где-то у меня внутрижило убеждение, что волосы у мужчины должны быть по меньшей мере до колендлиной. Сидхе высшего света очень гордятся своими волосами – в числе прочего.

Бедро Холода прижималось к моему – такого трудно избежать наограниченном пространстве сиденья. Но он прижался ногой к моей ноге по всейдлине – а этого он избежать мог.

Я подняла серебристый локон на уровень глаз, пропуская егомежду пальцами и глядя на мир сквозь кружево волос, и тут Дойл сказал:

– Принцесса Мередит слушала то, что мы сейчас говорили?

Я вздрогнула и выпустила локон.

– Да, я слушаю.

По выражению его лица было совершенно ясно, что он мне неповерил.

– Тогда не могла бы принцесса повторить, о чем шларечь?

Я могла бы сказать ему, что я как принцесса не обязананичего повторять, но это было бы ребячеством, а кроме того, я действительнослушала, ну... хотя бы частью.

– Холод видел за стенами людей из агентства "Кейни Харт". Это означает, что они работают на нее: то ли как телохранители,то ли как экстрасенсы.

Агентство "Кейн и Харт" было единственным реальнымконкурентом агентства Грея в Лос-Анджелесе. Кейн был медиумом и экспертом побоевым искусствам, а братья Харт – самыми могущественными магами-людьми, какихя когда-либо видела. Их агентство чаше занималось личной охраной, чем мы, вовсяком случае, до того, как объявились мои стражи.

Дойл по-прежнему смотрел на меня.

– И?..

– И что? – спросила я.

Холод хохотнул: чисто мужской смешок, гораздо лучше, чемслова, выразивший его удовлетворение.

Я знала, чем он был так доволен, спрашивать не было нужды.Он был рад, что само его присутствие рядом настолько меня отвлекало. Я находилаХолода самым... отвлекающим из всех стражей, с которыми я спала.

Он повернулся ко мне лицом, смех еще светился в егооблачно-серых глазах. Смех смягчил совершенство его лица, сделал его болеечеловеческим.

Я едва ощутимо притронулась кончиками пальцев к его щеке.Смех медленно исчез с лица стража, оставив глаза серьезными и полными нежнойтяжести несказанных слов, несовершенных дел.

Я вглядывалась в его глаза. Они были только серыми, нетрехцветными, как мои или Риса, но, конечно, они не были просто серыми. Онибыли цвета облаков в дождливый день, и как в облаках, цвета в них менялись ипереливались – не от ветра, а от настроения. Когда он наклонил голову, чтобыпоцеловать меня, глаза его были нежно-серыми, как грудка голубя.

У меня сердце подпрыгнуло к горлу, перехватило дыхание. Егогубы скользнули по моим, остановились в нежном поцелуе, дрожью отдавшемся вовсем моем теле. После этого единственного жеста нежности Холод сразувыпрямился. Мы смотрели друг другу в глаза с расстояния в несколько дюймов и вэтот миг озарения понимали друг друга. Мы делили постель три месяца. Он охранялменя, я знакомила его с двадцать первым веком. Я видела, как бесстрастный Холодзаново учится улыбаться и смеяться. У нас были общими сотни интимных мелочей, дюжинышуток, тысячи маленьких открытий о мире в целом, но никто из нас не терялголовы. И вдруг единственный взгляд его глаз и нежный поцелуй – и мои чувства кнему будто достигли критической массы, будто только и оставалось дождаться вотэтого одного последнего прикосновения, одного последнего долгого взгляда, чтобыэто случилось. Я поняла, что люблю Холода, и по потерянному, даже испуганномувыражению его лица, когда он на меня смотрел, я догадалась, что и он чувствовалто же самое.

Голос Дойла прорезал тишину, заставив нас обоих вздрогнуть:

– Ты не расслышала, Мередит, что земля Мэви Ридзащищена чарами. Защищена так сильно, как только могла это сделать богиня,живущая на одном месте больше сорока лет.

Я моргнула в лицо Холоду, стараясь переключить шестеренки усебя в голове, чтобы прислушаться к Дойлу и понять, о чем он говорит. Я егоуслышала, но не была уверена, что мне есть дело до его слов... Пока еще нет.Если бы мы были наедине с Холодом, мы говорили бы о нас с ним, но мы не былиодни, и, в сущности, взаимная любовь не слишком много меняет. Я хочу сказать,она меняет все... и ничего. Любовь к кому-то меняет тебя, но в королевскихсемьях редко женятся по любви. Брак заключают, чтобы скрепить договор,остановить или предотвратить войну, приобрести новых союзников. В случае сидхеесть кое-какие особенности: мы женимся, чтобы размножаться. Я спала с Рисом,Никкой и Холодом больше трех месяцев и еще не была беременна. Если ни один изних не подарит мне ребенка, мне не будет позволено выйти за кого-нибудь из них.Прошло всего три месяца, а для сидхе обычно нужно не менее года, чтобы зачать,Я не беспокоилась по этому поводу вплоть до последнего момента. И сейчас я тожене беспокоилась о том, что я еще не беременна; я беспокоилась, что я небеременна – и это может значить, что я потеряю Холода. Как только ясформулировала эту мысль, я поняла, что не смогу уже думать об этом иначе.

Я была обязана отдать свое тело мужчине, чье семя заставитменя зачать. Мое сердце было вольно делать что ему хочется, но речь шла о теле.Если Кел станет королем, у него будет право распоряжаться жизнью и смертью всехпридворных. Он убьет меня и любого, кого сочтет угрозой своей власти. Холод иДойл не выживут наверняка. Насчет Риса и Никки я не была уверена. Кел вроде быне боится их силы, может, он оставит их в живых. А может, и нет.

Я отодвинулась от Холода, тряся головой.

– В чем дело, Мерри? – спросил он. Он схватил меняза руку и держал ее в своих ладонях, сжимая почти до боли, будто прочиталчто-то из этих мыслей по моему лицу.

Если в присутствии других я не могла говорить о любви, я темболее не могла говорить перед ними о цене, которую приходится платить за титулпринцессы. Я обязана забеременеть. Я должна стать следующей королевой НеблагогоДвора, или мы все умрем.

– Принцесса! – осторожно окликнул меня Дойл.

Я взглянула поверх плеча Холода в темные глаза Дойла, ичто-то в их выражении сказало мне, что хотя бы он за моими мыслями проследил.Из чего следовало, что он также догадался о моих чувствах к Холоду. Мне неслишком понравилось, что они были так очевидны для остальных. Любовь, как иболь, должна быть личным делом, пока ты сам не захочешь с кем-то поделиться.