Рыцарь - Биби Истон

Как раз в этот момент привратник, который нас впускал, вышел на нее с микрофоном в руке. Он пробормотал что-то нечленораздельное через свой застегнутый рот, и вся толпа, которая собралась в зале в ожидании его объявления, словно взбесилась.

Прижав рот к уху Джульет, я прокричала:

– Что он сказал?

Пожав плечами, она проорала в ответ:

– Не знаю. Что-то типа Точильный Станок.

По залу пробежала вторая волна аплодисментов, в динамиках началась песня хеви-метал, а на платформу поднялась женщина в нижнем белье, сапогах до колена и с металлической пластиной на груди. В руках у нее было нечто, похожее на вращающуюся электродрель, и она вздымала это над головой. Когда начался припев, она поднесла этот предмет к своей грудной пластине, и в зал полетели ярко-оранжевые искры. Все в восторге начали ловить их, подставляя ладони под эти угли, как дети, ловящие первые снежинки. Точильщица танцевала, как стриптизерша, качая бедрами и откидываясь назад, и рассылала по залу снопы искр.

Мой блестящий топ внезапно оказался гораздо менее выделяющимся.

Под конец она вытащила на сцену привратника, приковала его к стене, застегнула «молнию» на его маске, осыпала его горящими углями с расстояния вытянутой руки и метнула в толпу новый сноп искр, проведя своей дрелью по металлической ширинке привратника.

Я никогда в жизни не видела ничего подобного. Все помещение было наполнено сексуальной, опасной, зажигательной энергией. Казалось, что возможно все. Мы с Джульет только ходили кругами и смотрели во все глаза. Там в одной комнате были люди, висящие на крюках, в другой – люди, глотающие огонь. А лучше всего было то, что все были так увлечены собственным представлением, или музыкой, или тем, что они делали, что все они совершенно не обращали внимания на то, что их недопитые коктейли куда-то исчезали.

Когда вся эта пульсирующая электроника и мигающие стробоскопы начали вызывать в моем мозгу такое же мерцание, а пол под ногами закачался, мы с Джульет плюхнулись на изящное кресло в одной из комнат. Хихикая, мы в изумлении смотрели, как в другом конце комнаты тощий мужик стоял, упакованный в спальный мешок из черного латекса. Он был совершенно слеп и обездвижен, и у него было лишь одно отверстие, чтобы дышать.

– Что это за фигня? – пьяно икая, прокричала я на ухо Джульет. – И почему это секси?

И тут не менее шести энтузиастов в черной резине окружили упакованного мужика и начали ласкать и лизать его эрогенные зоны сквозь тонкий черный латекс.

Джульет, расхохотавшись, притиснула меня к себе.

– Ты такая невинная!

– Да ладно! Можно подумать, вы с Тони таким занимаетесь, – ткнула я пальцем в сторону этой оргии.

– Тебе-то откуда знать, – окинула она меня шаловливым взглядом, прежде чем снова зайтись от хохота.

Улыбаясь, я положила голову на плечо Джульет и зевнула. Я чуть не начала тереть глаза, но вовремя вспомнила, сколько на них косметики.

Тут в комнату заглянул Тони, и при виде двух хихикающих школьниц в углу на его лице мелькнуло что-то вроде узнавания.

Спотыкаясь, он подошел к нам и невнятно спросил:

– Ш-што смшного?

Даже в темноте я смогла разглядеть, какими красными были его глаза. Кое-кто неплохо провел время наверху.

– Твоя сексуальная жизнь, – ответила я, указывая на шевелящуюся кучу в углу.

Рассмеявшись, Тони потянул Джульет к себе. Я закрыла глаза и зарылась в мягкое бархатное кресло, оставшееся мне одной.

Прежде чем я успела понять, что заснула, меня кто-то разбудил, тряся за руку.

– Ну же, Биби, – прохныкала Джульет. – Пошли потанцуем! Вставай!

Я отпихнула ее и свернулась плотнее. Притворяясь, что сплю, я слушала, как они обсуждают, что со мной делать.

– Тони, давай пойдем. Ты посмотри на нее.

– Да ну к черту. Я хочу тут тусить, тут классно! Детка, ну погляди же, какой кайф.

– Но мы же не можем ее тут оставить. – Джульет говорила почти так же невнятно, как Тони.

Не открывая глаз, я махнула на них рукой:

– Идите, веселитесь. Я норм.

У меня больше не кружилась голова, мне просто очень хотелось спать. Несчастное последствие подъемов в пол-шестого утра, школы и работы по вечерам.

Теперь захныкал Тони:

– Давай, Би. Моя детка хочет танцевать. Подыми жопу. У меня тут есть кое-что, чтобы ты проснулась.

Приоткрыв один глаз, я посмотрела на Джульет, которая подпрыгивала на месте с вытянутой рукой и верещала:

– И я хочу! И я хочу!

Я села и спросила:

– Что это?

Джульет обернулась ко мне:

– Ну… Это что-то вроде кофеина, который ты так любишь. Ты сможешь танцевать всю ночь!

Я любила таблетки кофеина. И диетические таблетки. Все, что отбивало аппетит и придавало энергии. И я так устала. Тони я не доверяла ни на секунду, но я доверяла Джульет.

– Давай, Биби! Будет та-а-ак весело!

Черт с ними.

Я протянула руку, в которой, как по волшебству, оказалась маленькая белая таблетка. Она была похожа на таблетку парацетамола.

Черепа с костями на ней нет, подумала я. Это хороший признак.

Кинув таблетку в рот, я запила ее остатком последнего украденного коктейля. Через секунду Джульет схватила меня за опустевшую руку и потащила на танцпол в дальней комнате. Я была такой уставшей, что даже не открывала глаз, и танцевала под ритмичное техно, как во сне. Но в какой-то момент мое сонное состояние стало меняться.

Я начала ощущать басы у себя в груди, ноты на своей коже, а жар стробоскопа согревал мои закрытые веки изнутри тридцать раз в секунду. Джульет продолжала держать меня за руку, но это тоже было по-другому. Мы с ней стали как такое дерево, когда над поверхностью кажется, что деревьев много, а внизу, в грязи, они все связаны. Мы с Джульет слились. Мы были одним большим деревом, качающимся, размахивающим, пульсирующим. Черное. Белое. Черное. Белое. Черное. Белое. Мигание огней вокруг нас напомнило мне о рождественской елке. Вот кем мы были. Большой рождественской елкой.

Люблю Рождество. Но для Рождества слишком жарко. Чертовски жарко. Я вспотела. У меня кружится голова.

Мне скрутило желудок. Я не решалась открыть глаза. Лучше держать их закрытыми. Меньше черного-белого-черного-белого. Мне было одновременно очень хорошо и очень плохо. Если я буду танцевать дальше, мое дерево-девочка поддержит меня. Она была я, я была она, и мы были одно.

Но только мы уже не были.

Джульет что-то прошептала мне на ухо, но я не поняла, что она говорит. Тут было слишком громко. Слишком черно-бело. Я открыла глаза, чтобы попросить ее повторить, но ее не было. Я посмотрела на свою руку. Она была пуста. Я обернулась, и снова обернулась. Все мигало, все слишком быстро. Я не могла ее разглядеть. Я не видела ничего, кроме незнакомых людей, тридцать раз в секунду замирающих в новой сексуальной позе. Оскаленные рты. Острые зубы. Черные глаза. Белые глаза.