Пустой амулет - Пол Боулз

— Я вам все сказала, — спокойно ответила та. — Я очень спешила, чтобы мое лекарство было готово, и забыла, что его не позволят пронести. Я старая женщина, у меня в голове все спуталось.

Шум раздался в углу зала — кричала Фатома:

— Она не забыла! Она знала, что Садек оставит таджин у моей матери!

Когда Фатому выводили из суда, она все еще кричала и сопротивлялась. Лалла Айша стояла спокойно, ожидая, когда к ней обратятся. Кади просто глядел на нее с недоумением.

Наконец, он произнес раздраженно:

— Глупая, невежественная женщина. Слыханное ли дело, чтобы яд во рту впитывал яд в крови? Думаете, кто-то поверит в этот вздор?

Лалла Айша ничуть не смутилась:

— Да, — сказала она уверенно. — Всем известно, что назарейские лекарства работают лучше, если с ними принимать мусульманские. Сила Аллаха велика.

В отчаянии кади закрыл дело и отпустил подсудимых домой, предупредив Садека, что он будет отвечать за любую неприятность, причиненную его матерью, поскольку ясно, что она за свои действия не отвечает.

В ту ночь, когда лалла Айша уснула в своей комнате наверху, Фатома предъявила Садеку ультиматум. Либо он отправляет мать восвояси, либо Фатома уходит от него и переезжает к отцу.

— Она убила мою мать, я с ней в доме не останусь.

У Садека хватило ума согласиться; спорить он не стал. Учитывая, что его мать натворила, он и сам пришел к выводу, что лучше отправить ее обратно в деревню к родне.

Лалла Айша выслушала новость спокойно; похоже, она ее ожидала. В надежде убедить ее, что это не его прихоть и он не просто хочет от нее отделаться, Садек добавил:

— Видишь, что натворила твоя глупость.

Тут она повернулась и взглянула ему в глаза:

— Ты не имеешь права ни в чем меня винить, — сказала она. — Я не виновата, что ты все еще живешь в этом домике.

Тогда он не обратил внимания на это замечание, принял за старческую вздорность. Но потом, когда вернулся из тчара в долине и снова тихо зажил с Фатомой, вспомнил ее слова. И потом часто о них думал.

1981

переводчик: Дмитрий Волчек

Отец Хабибы, консьерж в главной гостинице города, хорошо обеспечивал семью, но был необычайно строг. Некоторые подруги Хабибы ходили в школу и даже сдавали экзамены, чтобы стать секретаршами, бухгалтершами или ассистентками стоматологов. Однако отец Хабибы считал все это в высшей степени аморальным и даже слышать не хотел о том, чтобы она пошла в школу. Вместо этого она научилась вышивать и вязать на современных немецких машинках, которые он для нее купил.

Когда Мумин, живший по соседству юноша, пришел просить руки Хабибы, ее отец согласился, зная, что молодой человек работает в местной больнице врачом-интерном, так что имеет постоянный заработок. Хабибу не спрашивали. Она была счастлива, что избавилась от родительского дома и вечного вышивания.

Поскольку Мумин был юношей современным, он не запирал жену дома, когда уходил на работу. Напротив, убеждал ее познакомиться с молодыми замужними соседками из их квартала. Так она оказалась в компании женщин, которые встречались каждый день то в одном доме, то в другом.

Вскоре Хабиба обнаружила, что больше всего ее подруг увлекают разговоры о здоровье. Каждая утверждала, что страдает от какого-то недомогания или хвори. Это обескуражило Хабибу, поскольку она, сама всегда в добром здравии, могла лишь сидеть и слушать, когда возникала тема болезней.

Однажды Хабиба проснулась с головной болью. Она пожаловалась подругам, когда те навестили ее утром, и тотчас стала центром внимания. На следующий день, когда они справились о ее здоровье, она сказала, что голова еще болит. И в самом деле: когда она думала об этом, ей казалось, что время от времени накатывает приступ. Каждая женщина была наготове со своим лекарством, но все согласились, что самый верный способ — посещение гробницы Сиди Ларби.

В их компании были еще три женщины, которым хотелось совершить паломничество. И вот, несколько дней спустя, Хабиба отправилась с ними в большом такси к Сиди Ларби. Они прихватили с собой еду для пикника, и Хабиба, по их совету, запила ее стаканом воды, содержащей щепоть черной земли, взятой у мавзолея. Каждая забрала домой горсть этой почвы, чтобы потом использовать. После дня на свежем воздухе Хабиба не чувствовала и намека на головную боль.

— Пей землю пять вечеров подряд, — посоветовали ей.

Вернувшись, она спрятала сверток с землей, поскольку знала, что Мумин не одобряет народную медицину. Его возражения были такими яростными, что Хабиба заподозрила: может, Мумин тоже боится, как она боялась заходить к нему в больницу. Тошнотворные запахи лекарств, баки с окровавленными бинтами, блестящие шприцы — все наполняло ее страхом.

Почти каждую неделю одна из ее подруг совершала паломничество к Сиди Хуссейну, Сиди Ларби или другой не слишком удаленной гробнице. Мумину казалось, что Хабиба постоянно собирается посетить того или иного святого; то у нее боли в спине, то колики, то окостенела шея. Какую бы хворь она ни упомянула, всегда находился святой, способный ее исцелить.

Однажды вечером Мумин неожиданно зашел на кухню и увидел, что Хабиба размешивает землю в стакане воды.

— Хабиба! Нельзя этого делать! — вскричал он. — Так лечились сто лет назад.

— И двести, и пятьсот, — парировала она, глядя на стакан.

— Ты дикарка! Противно смотреть на тебя!

Хабиба была невозмутима. Она знала, что Мумин считал таблетки и уколы, придуманные назареями, лучше бараки святых. Этим меня не проймешь, решила она, он на меня не повлияет.

— У меня боли в боку, — сказала она. — У Рахмы были такие же боли, и грязь от Сиди Ямани помогла от них избавиться за сутки.

— Я дам тебе таблетки, если ты придешь завтра утром в больницу, — сказал он, собираясь вручить ей сладкие пилюли, совершенно ничего не содержащие, ведь он не сомневался в ее прекрасном здоровье.

— Вот мое лекарство, — сказала она, взбалтывая стакан, чтобы вся грязь растворилась.

Мумину хотелось вырвать у нее стакан и швырнуть на пол, но он сдержался. Только покачал головой.

— Ты такая красивая девушка, а глотаешь землю!

Хабиба прислонилась к раковине и спокойно выпила весь стакан.

В день, когда Мумин узнал, что Хабиба ждет ребенка, он долго сидел в кафе, раздумывая, как удержать ее от нелепых паломничеств. В какой-то момент он поднял глаза и заметил книжечку папиросной бумаги, которую кто-то забыл на соседнем столике. Он взял ее. Лениво вытащил два листочка рисовой бумаги и смял их. Пока он смотрел на бумажный шарик, у него возник план.

Он заплатил кауаджи и, взяв с собой книжечку папиросной бумаги, отправился в медику к приятелю, работавшему там ювелиром. Ему хотелось, чтобы тот сделал крошечный золотой футляр, в котором помещалась бы барака. Пока они обсуждали размер и цену украшения, Мумин залез в карман и вытащил две бумажки, которые он скомкал в шарик. Когда они договорились, он попросил у ювелира шелковую нитку и обвязал вокруг бумажного шарика.