Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Диана Гэблдон

— Тогда давай назовем его полдником, — покладисто согласилась я. — Уже достаточно поздно.

Придвинув табурет к койке, я села рядом с ним, взяла корнишон и поднесла к носу мученика.

— Ты только пососи, а?

Медленно открылся другой глаз. Джейми промолчал, но воззрился на меня столь красноречиво, что мне ничего не оставалось, кроме как поспешно убрать огурец. Веки медленно опустились.

Я обвела хмурым взглядом весь этот кавардак. Джейми лежал на спине, подтянув колени. Хотя встроенную койку не качало так, как матросские гамаки, но рассчитана она была на пассажиров обычного роста, каковой, исходя из ее размера, составлял никак не более пяти футов.

— Тебе тут неудобно, — сказала я.

— Ага.

— Хочешь, заменим ее гамаком? По крайней мере, ты сможешь вытянуться…

— Не хочу.

— Капитан говорит, что ему нужен от тебя список грузов.

Джейми в ответ высказал неприличное предложение насчет того, что может сделать с этим списком капитан Рейнс.

Я вздохнула и взяла его вялую руку. Она была холодной и влажной, пульс — учащенным.

— Что ж, — сказала я, помолчав. — Может быть, нам стоит попробовать что-нибудь из того, что я делала раньше с хирургическими пациентами. Вроде бы иногда помогало.

Он тихо застонал, но возражений не последовало.

У меня укоренилась привычка разговаривать с пациентами в течение нескольких минут перед тем, как их перевозили в операционную. Мое присутствие, похоже, успокаивало их, и я заметила, что, если удавалось отвлечь их внимание от операции, они лучше переносили ее: кровотечение было меньше, снижалась постанестетическая тошнота, сокращался восстановительный период. Поскольку данный эффект наблюдался достаточно часто, я решила, что это не игра воображения. Джейми не так уж не прав, уверяя Фергюса в том, что дух способен восторжествовать над плотью.

— Давай подумаем о чем-нибудь приятном, — сказала я, стараясь говорить как можно более тихим и успокаивающим голосом. — Вспомни Лаллиброх, склон холма над домом. Подумай о соснах, растущих там, — ты ощущаешь запах их иголок? Подумай о дымке, который поднимается из дымохода кухни в погожий денек, и о яблоке в своей руке. Представь, каково оно на ощупь, твердое и гладкое, а потом…

— Англичаночка…

Оба глаза Джейми были открыты и сосредоточенно устремлены на меня. На висках блестел пот.

— Да?

— Уйди.

— Что?

— Уйди, — повторил он очень мягко, — или я сверну тебе шею. Уйди сейчас же.

Я поднялась и вышла со всем возможным достоинством. Мистер Уиллоби стоял в коридоре, задумчиво глядя в каюту.

— Нет ли у тебя с собой тех каменных шариков? — спросила я.

— Быть, — ответил он, удивившись. — Нужны здоровые яйца для Дзей-ми?

Он стал шарить в своем рукаве, но я жестом остановила его.

— Чего я хочу, так это чтобы ты ударил его этими камушками по башке, но Гиппократу это, наверное, не понравилось бы.

Мистер Уиллоби неуверенно улыбнулся и несколько раз качнул головой, пытаясь выразить одобрение тому, что я имела в виду.

— Ладно, это все неважно, — буркнула я, хмуро оглянувшись на груду постельных принадлежностей, которая слегка пошевелилась.

Оттуда появилась рука и осторожно стала шарить по полу, пока не нащупала тазик. Ухватив его, рука исчезла в мрачных глубинах койки, откуда донеслись звуки сухой рвоты.

— Черт бы его побрал! — выругалась я от досады, жалости и тревоги.

Десять часов переправы через Ла-Манш — это одно. Но каково будет его состояние после двух месяцев плавания?

— Свиной голова, — согласился мистер Уиллоби с печальным кивком. — Он крыса, как ваша думаешь, или, может быть, дракон?

— От него пахнет как от целого зоопарка, — сказала я. — А почему дракон?

— Люди рождаться в год Дракона, год Крысы, год Овцы, год Лошади, — пояснил мистер Уиллоби. — Каждый год разный, люди тоже быть разный. Ваша не знаешь, Дзей-ми крыса или дракон?

— То есть в каком году он родился?

У меня имелись смутные воспоминания о меню в китайских ресторанах, украшенных изображениями животных из китайского календаря с описанием предполагаемых черт характера людей, родившихся в год того или иного животного.

— Год его рождения тысяча семьсот двадцать первый, это точно, но под каким знаком он родился, так, с ходу не сказать.

— Думать, он крыса, — сказал мистер Уиллоби, задумчиво глядя на скомканный ворох одеял, под которым угадывалось слабое шевеление. — Крыса очень умный, очень везучий. Но дракон тоже может быть. Дзей-ми, он силен в постель, а? Все дракон шибко страстный мужчины.

— Не то чтобы он в последнее время как-то проявлял себя на этом поприще, — ответила я, покосившись на поднимавшуюся и опадавшую кучу скомканного тряпья.

— Моя знать китайский средство, — заявил мистер Уиллоби. — Хорошо для рвота, желудок, голова, все делать очень мирным, спокойным.

Я посмотрела на него с интересом.

— Правда? Мне бы хотелось его увидеть. Ты уже опробовал его на Джейми?

Маленький китаец с сожалением покачал головой.

— Не хочет, — ответил он. — Говорит сильный слово, грозится выбросить за борт, если я подойти поближе.

Мы с мистером Уиллоби понимающе переглянулись.

— Ты знаешь, — сказала я, повысив голос на децибел или два, — продолжительная сухая рвота очень опасна для мужчины.

— О, очень плохо, да.

В то утро мистер Уиллоби заново выбрил переднюю часть черепа, и при его энергичных кивках лысина поблескивала.

— Она разрушает ткани желудка и раздражает пищевод.

— Разрушать и раздражать?

— Именно. Она повышает кровяное давление, вызывает перенапряжение мышц брюшной полости, может даже разорвать их и вызвать грыжу.

— Ох, целый грыжа!

— И, — продолжила я еще громче, — она может привести к тому, что яички перевьются внутри мошонки, окажутся перетянутыми и доступ крови к ним прекратится.

— Ой! — Глаза мистера Уиллоби округлились.

— Если это случается, — произнесла я самым зловещим тоном, на какой была способна, — обычно остается единственный выход. Ампутация, пока не началась гангрена.

Мистер Уиллоби произвел шипящий звук, указывавший на понимание и глубокое потрясение. Тряпичная куча, беспокойно ворочавшаяся на протяжении этого разговора, замерла.

Я посмотрела на мистера Уиллоби. Он пожал плечами. Я сложила руки и стала ждать. Спустя минуту длинная голая нога высунулась из-под кучи одеял и покрывал, а следом за ней на пол опустилась и другая.