От всего сердца - Вера Колочкова

Да уж, давно с ней такого не было, чтобы вот так взять и покой потерять. Все-таки с пустотой внутри как-то легче живется. Хоть и обманный покой, и сама понимаешь, что он обманный, но этим вполне довольствуешься. Летишь себе, летишь изо дня в день, ни о чем не думаешь, ни о ком не тревожишься…

И рассвет встретила без сна, лежала, глядела в темное окно. Потом окно чуть посветлело от желтой зимней зари, холодной, неприятной. И не смогла больше лежать, встала с постели. Глянула на часы – только начало седьмого…

А дальше все пошло так, будто кто-то руководил ею, будто и не вольна была в том, что делает. Быстро умылась, оделась, растормошила сонного Мотю, и он заскулил от возмущения: куда ты в такую рань? Там холодно, не хочу… Да и мой собачий будильник еще спит, мне не приспичило…

– Не ворчи, Мотя, не ворчи! Я понимаю, что на улице еще темно, но пока дойдем, уже светлее будет…

Мотя громко тявкнул, опровергая ее предположение: где там светлее-то будет! Сейчас время такое – до десяти утра еще темным-темно… Не выдумывала бы ты ерунды всякой, а ложилась бы да спала себе дальше! А я тебя попозже сам разбужу, как обычно…

– Не ругайся давай, ну! Я бы и одна пошла, конечно, но куда я без тебя, Моть? Какая-никакая, а все ж собака… Ты же защитник мой… Не стыдно тебе от прямых обязанностей отлынивать, а?

Мотя слушал ее озадаченно, проникался потихоньку стыдом. А что, и впрямь ведь защитник… Ну как эту неугомонную одну отпустишь? Вон она еще и запретное оружие в ход пустила, на жалость бьет…

– Понимаешь, Мотя, там ведь малыш больной, с температурой… А вдруг у них денег нет, чтобы лекарство купить? Или в аптеку сходить некому? Есть у тебя совесть, в конце концов?

И Мотя сдался. Подошел к ее ногам, смиренно опустил голову. Давай надевай ошейник, пошли…

На улице был мороз. Крепенький такой, сразу за щеки схватил. Надо было теплее одеться…

Поежилась, глянула на Мотю, как он бежит рядом понуро, проговорила почти заискивающе, чтобы поднять ему настроение:

– Как думаешь, Моть, я похожа на чеховскую даму с собачкой, а? Она ведь тоже везде со шпицем гуляла… Правда, там дело в Ялте было, тепло… А я с тобой по снегам гуляю, да и на чеховскую даму совсем не тяну! Вот если бы я была в шляпке и тальмочке, тогда да… А я в шубе теплой да в сапогах…

Мотя то ли чихнул, то ли кашлянул в ответ, что Лидия Васильевна истолковала по-своему:

– Подсмеиваешься надо мной, да? Что ж, имеешь право, не спорю! Нашла время для дурацких сравнений! Ты уж прости меня, Мотя, что вытащила тебя в такую холодрыгу… Пойдем, пойдем быстрее, а то замерзнем с тобой окончательно…

Когда проходили по школьному скверу, она сообразила запоздало – да ведь у нее телефон этой Варвары есть, Анна Глебовна на обороте визитки оставила! Можно было позвонить и узнать, не нужна ли помощь… Но не возвращаться же обратно домой, правда? Тем более рановато еще было для звонков… А пока они с Мотей идут, и время к семи часам подберется! Только бы дом не перепутать, в этом районе они все одинаковые…

* * *

Варя выползла из-под одеяла, подошла на цыпочках к дивану, где спал Мишенька, положила ему руку на лоб. Ага, температуры пока нет… Лоб холодный и мокрый, и подушка под головой вся мокрая.

Вечером, перед сном, она дала ему последнюю ложку детского жаропонижающего лекарства-сиропа. Да, температуры пока нет, но скоро опять поднимется, она уж знает, как простудные дела у Мишки проходят…

Ложиться больше не стала, ушла на кухню, села за стол – думать. Где-то надо денег добыть, чтобы лекарство купить. И поймала себя на мысли – да хоть задумайся еще сорок раз, все равно нигде не добудешь! С неба они свалятся, что ли, эти деньги? И без того про них всю ночь думала… Ворочалась без сна, все думала и думала.

Наверное, все же есть какой-то выход из положения, просто она не знает. Наверное, есть какие-то фонды благотворительные для таких, как она, попавших в трудную жизненную ситуацию. Да только где эти фонды найдешь? Хотя надо попросить Юльку, чтобы в интернете пошарила. А в этой съемной квартире даже компьютера нет… И на телефоне у нее интернет отключен – пришлось перейти на самый скромный тариф… И без того на балансе копейки остались: пару раз позвонить Юльке – и все.

Юлька бы дала денег, если бы они у нее были. Можно еще Гришиным друзьям позвонить, но она им и без того кругом должна. Хотя они долгов и не требуют, но и не дадут больше – сколько можно-то? Они и сами все скромно живут, у всех семьи, дети…

А может, когда Мишка проснется, «Скорую» вызвать да попроситься с ним в больницу? А Дашу куда? Она ж одна тут не останется. Хотя можно Юльку попросить с ней пожить…

Юлька, опять Юлька. Что бы она делала без Юльки? Но ведь Юльке на работу надо ходить… Нет, это не выход. А если опять квартирная хозяйка придет и увидит вместо нее Юльку? Она ведь может в любую минуту заявиться…

Мысли ее перетекли в эту проблему – интересно, о чем договорилась Анна Глебовна с этой женщиной, которая письмо принесла и квартирный долг заплатить обещала… Наверное, ничем их диалог не закончился. Наверное, эта женщина сгоряча обещала, от нахлынувшего возмущения. Анна Глебовна ведь так грубо с ней разговаривала! Хотя что там – она ж имеет право на грубость… Сколько можно терпеть такую жиличку-неплательщицу? И все же – так хочется знать, выгонит их в ближайшее время Анна Глебовна или нет. Придется идти в комнатку при церкви или можно будет здесь остаться хоть на какое-то время, пока Мишка не поправится?

Как хочется верить, что все образуется… Пусть ненадолго, пусть на неделю всего. Неделя в ее нынешней жизни – очень большой срок. Господи, дай мне неделю, прошу Тебя… Если эта женщина ей все же поможет, она ей руки целовать будет…

Очень хотелось плакать, но она не стала. Даже мысленно прикрикнула на себя: ишь разжалобилась, несчастная сиротинушка! Тем более никакая она не сиротинушка, у нее Гриша есть…

А где письмо? Куда она его дела, господи? Вчера вечером уложила детей спать, и вместо сказки они читали Гришино письмо вслух… Раз пять читали. Или шесть. Пока Мишка не заснул. Даша тоже уснула, а письмо делось куда-то… Где оно? Надо найти. С ним как-то увереннее себя чувствуешь…

Письмо нашлось у Даши под подушкой. Припрятала, значит. Так она любит Гришу – словами не передать… И страдает не по-детски, она это видит. В свои восемь лет – как взрослая…

Снова ушла на кухню, достала письмо из конверта. Внутри ворохнулось чувство вины – это что же такое, а? Вместо того чтобы думать, чтобы действовать как-то, она пытается за Гришиным письмом спрятаться. Раньше за него самого пряталась, а теперь – за его письмо…

Но ничего, она прочитает его только один раз. Чтобы сил набраться. А потом снова будет думать… Кому звонить, как просить…

В письме Гриша расписал ей подробно, как жить. Он ведь не знает, что Виктория Николаевна их из бабушкиной квартиры выгнала. Не знает, что они теперь бездомные. Вот и пишет, как жить… Мол, бабушкино столовое серебро в ломбард отнеси, за него много не дадут, но на первое время хватит. А потом вторую комнатку в квартире можешь внаем сдать – найди по объявлению какую-нибудь приличную иногороднюю студентку. Дорого не запрашивай, только чтобы на коммуналку хватало и чтобы как-то перебиться, пока Мишеньку в сад не устроишь да работу не найдешь… Можно в тот же детсад устроиться, нянечкой. У тебя же за плечами два с половиной курса педагогического – должны взять.