Шалинский рейд - Герман Садулаев

– Нет, – твердо сказал Лечи, – это наше дело. Мы накажем их по адату, по закону гор и обычаям наших предков.

Казнь была назначена на воскресенье. Преступников привезли на свалку, вывели со связанными руками и по ставили на горы мусора. Вокруг собрались тысячи жителей. Родственник Лейлы подошел к осужденным и прилюдно спустил их штаны и нижнее белье. Они стояли среди воняющих отбросов, их голые ноги мелко дрожали, а маленькие члены, кажется, старались втянуться в синие отбитые мошонки.

Вперед вывели Лейлу и дали ей в руки АКМ с полным рожком патронов.

– Стреляй.

Лейла сняла с предохранителя и, не дрогнув, нажала спусковой крючок. Длинная очередь прошила животы насильников, они свалились на мусорные кучи, вопя и корчась. Мы подождали несколько минут, наблюдая за агонией. Потом Лечи поднял свой пистолет и прикончил каждого контрольным выстрелом в голову.

– Этих животных запрещается хоронить. Три дня они должны гнить на свалке. Потом родственники могут забрать трупы и закопать их в лесу.

Ни я, ни Лечи не вспомнили, что еще совсем недавно мы возмущались по поводу публичной казни в Грозном. Это было совсем другое.

Я подошел к Лейле. Она все еще сжимала автомат. Ее руки свело.

– Пойдем домой – сказал я, – все кончилось.

Она отдала автомат подошедшему со склоненной головой бойцу и покорно пошла со мной. Но не забрала ребенка. Она сказала, что сделает это завтра.

Я был устал и измучен. Со времени похищения Лейлы я почти не спал. В ту ночь я провалился в тяжелый сон.

Я проснулся от звука выстрела и выбежал на кухню.

У стола лежала Лейла, в ее руке был мой пистолет, дуло «Стечкина» она держала во рту, голова была прострелена, изо рта сочилась кровь.

* * *

Куба, Куба! Куба либре. Что это? Коктейль. Рецепт почти не отличается от рецепта коктейля Молотова. Или я опять все путаю?

Здесь очень много Кубы по телевидению. Репортаж о встрече боксеров с Острова Свободы, прилетевших ради дружеского турнира. На музыкальном канале по нескольку раз в день ставят клип «Ночных снайперов» – «Куба».

«А в моих ботинках до сих пор кубинский песок…»

И сразу за ним: песня убийственно красивой кубинской певицы на испанском языке, посвященная команданте Че Геваре. В клипе на фоне деревень и плантаций сахарного тростника идут длинноногие девушки-латинос, в белых платьях, с детьми на руках и автоматами Калашникова за плечами.

Это очень красиво. Романтично. Но какое мы имеем к этому отношение?

Создается стойкая ассоциация: Чечня – Куба. Чечня – остров свободы.

Неправда. Чечня – это не Куба. А Че – не бригадный генерал.

Легко снова затуманить сознание молодых, глупых. В телечате на местном канале ники: «Шахидка», «Талибан».

Они думают, что это смешно.

Значит, все опять запутается.

Я предлагаю ввести новый предмет в курс военно-теоретической подготовки: боевые действия в условиях телевизионной реальности.

То, что произошло, – этому уже никогда не будет не только объяснения, но и полного, достоверного описания. Попробуйте изучить любые источники. Вы найдете все что угодно, кроме системы фактов в их последовательности и внутренней взаимосвязи. Не работает закон причины и следствия, отброшен принцип историзма. Клипы, клипы, только клипы.

Официальная версия событий: ложь, громоздящаяся на другую ложь, совершенно не заботясь не только о правдоподобности, но даже и о согласованности второго сообщения с первым. Каждый выпуск новостей начинает историю с сотворения мира. Одно и то же событие, вчера поданное так, сегодня будет освещено совершенно иначе. И это нормально. Вчерашний день умер, и его правда умерла вместе с ним. Достаточно каждому дню своей правды.

Книги независимых журналистов, претендующие на историзм, на поверку оказываются компиляцией репортажей. Собственные впечатления, душераздирающие истории, нравственный и политический комментарий – но не складывается, общая картина не складывается. Клипы.

Художественные творения российских солдат – с большим или меньшим мастерством выписанные истории из ненормального быта антитеррористической операции. Поехали на БТРе за водкой на базар и подорвались на мине. Самый популярный сюжет.

Пожалуй, только мемуары генералов похожи на связный последовательный отчет. Но едва ли непредвзятый.

Мирные чеченские писатели, члены союзов и академики, начинают издалека – «когда динозавры были маленькими…» И получается хорошо, исторично. До самого конца двадцатого века получается исторично. Потом в двух последних главах, посвященных собственно войне, повествование рассыпается на осколки.

Совершенно особая вещь – отчеты моджахедов. Там вообще все выглядит как мистический триллер: сплошь ангелы чудесным образом уничтожают кафиров целыми дивизиями, выводя воинов джихада практически без потерь из любого столкновения. И как они умудрились при таком покровительстве проиграть войну? Остается непонятым.

Но самое удивительное – рассказы очевидцев.

Чаще всего оказывается, что никто из очевидцев ничего не видел собственными глазами. Они с серьезным видом пересказывают документальные фильмы, показанные по НТВ. Если же видели, то в ограниченном мире каждого оценка события совершенно непредсказуема и зачастую неадекватна.

У человека прямым попаданием бомбы разрушило дом. Он думает, что только он оказался таким несчастным. Ему неизвестно, что в один час сотни людей остались без крова. Или, наоборот, случайная мина залетела на огород. А человек уверен, что вся республика была подвергнута массированному обстрелу, перепахана взрывами. И в живых никого не осталось. Только он.

Когда включают электричество, люди бросаются к телевизорам, чтобы узнать, что же произошло на самом деле?! В отсутствие телекартинки реальность коллапсирует, сужается, втягивается, как свет в черную дыру.

Люди не помнят, когда что происходило. Если не было электричества – не работало телевидение, – они забывали, какое сегодня число, день недели и даже месяц. Но путают не только даты. Путают последовательность событий.

А раньше я думал, что это только я такой безумный.

Я долго пытался связать факты, склеить отрывки, выстроить единую непротиворечивую цепь событий. Я понял, что это невозможно. История этой войны не может быть написана. Потому что у этой войны не было истории.

У нее было телевидение.

Все, что происходило, редко попадало напрямую в сознание и память. Нет. Но – через телевизор.

Даже если взрыв произошел на соседней улице, на моих глазах – в моей собственной памяти он останется таким, каким его показали на следующий день по телевизору.

Это страшно, мы еще не понимаем, как это страшно.