HYPERкоролева - Анна Алексеева

– Чего? А кто тогда хочет меня убить? Какой-то псих таранил нас на шоссе, – возмущаюсь я. – Я еще раз повторяю: что все это значит? Вы меня спасители? Или похитили? – от волнения я начинаю путать слова. Моя хваленая малоэмоциональность начинает давать сбои и я думаю, что похоже, это начинается тот самый месяц. Он у меня плавающий.

Длинная пауза, во время которой слышно только рев мотора.

– Это мы таранили. Мы… – главная медлит. – Тебя освободили, – признается она.

– Что? Вы блять меня чуть не убили! Плюс в вездеходе я была не одна, – я повышаю голос. – Так это наша охрана была? С сетками?! – я чувствую, что близка к слезам.

– Другого выхода не было. Тебя надо было спасать.

– Мы все объясним.

– От кого спасать блять? Мне… кто… вам там ничего не сделал!

– Командир, – бросает водитель вполоборота. – Почти на месте, – она приподнимает один из окуляров прибора ночного видения. Чувствуется, что машина куда-то спускается. Шум метели стихает. В салоне включается свет.

– Везите меня обратно. Я не собираюсь из-за вас сесть. Меня запишут в соучастницы, – говорю я, всхлипывая. От ужаса мое лицо перекашивается в гримасе и я плачу, закрываясь руками. Мое лицо краснеет и становится некрасивым – никого не красит нытье. Моя корона осталась где-то в бескрайних снегах и от этого я расстраиваюсь еще больше и долго не могу остановить плач. Меня никак не могут успокоить. Наконец, втягивая носом и утираясь бумажным платочком, я беру себя в руки. Щурясь, я выхожу из машины в ярко освещенный и холодный ангар.

В ангаре под потолком растянут транспарант с розовыми буквами W.H.O.R. и картинкой слева от букв – женский силуэт, сжимающий в руках права и свободы.

– Баннер висит со старых времен. Стремянки нет снять, – ловя мой вопросительный взгляд, говорит пресс-секретарша «Женского государства».

– Мне надо зарядить телефон, – говорю я, сопя и продолжая по инерции слегка всхлипывать.

– В жилом модуле, – расстегивая на ходу пуховик, говорит главная.

– Здесь все равно нет связи. Пароль от вайфая мы тебе пока не скажем, – добавляет пресс-секретарша.

Я пожимаю плечами. Фемки из группы захвата идут в глубь ангара и приглашают меня пройти с ними. Ангар соединен с несколькими жилыми модулями, в одном из которых я подключаю телефон. В модуле тепло. Ряды коек напоминают казарму. Койки плохо заправлены. В конце ангара видна тумбочка с гербом над ней.

– Здесь раньше казарма была, – объясняют мне. – Можешь вон там раздеться.

Я снимаю пуховик и бросаю его на одну из коек.

– Давайте перекусим и потом поговорим. Времени у нас совсем немного, поэтому надо спешить. До завтра мы не можем ждать, – говорит главная. Она сняла пуховик и осталась в свитере, под которым перекатываются мускулы. Прическа ершиком и коренастая фигура придают ей сходство с одним качком-инцелом, который подкатывал ко мне на днях в фитнес-клубе.

– Ладно, – говорю я. – Где тут туалет?

Туалет оказывается без трех морских ракушек. В нем сохранились запасы старой армейской туалетной бумаги с гербами, трухой рассыпающейся в моих руках. Глаза в зеркале – красные, заплаканные. Тушь потекла. Ужасно. Мицеллярной воды нет! Они что, блять, вообще не красятся? Мне приходится смывать косметику обычной. Хотя и она ужасна – с каким-то мерзким бурым оттенком.

– Каменный век, – бормочу я.

Выйдя из туалета, я включаю телефон. Связи нет. WiFi – WHOR. Запаролен. Оставляю смартфон заряжаться.

– Прошу к столу. Проходите в столовую, – говорит мне самая робкая из фемок, довольно пухлая, как и все они. Вероятно, она за повариху.

Столовая приятно удивляет меня. Я думала, что будут кормить липкими протеиновыми соплями типа овсянки из «Матрицы», но в столовой накрыт роскошный шведский стол. Это резко повышает мое настроение. Я за весь день ничего не ела – кроме хрустящих медовых мюслей с шоколадом и орехами AXA Crispy и половинки авокадо на завтрак рано утром, а потом авиабутерброда со спредом и паштетом из свиной шкурки и копыт. Я беру стильный металлический поднос со множеством выемок и наливаю в них супы со шведского стола: суп из двух больших петухов, называемый диетическим, суп из четырех куропаток, заправленный капустой, бульон из шести вольерных голубей, бульон из петушиных гребешков. Основными блюдами беру соболятину и половину ястреба, цыпленка под трюфельным соусом. Настоящее мясо, а не искусственная подделка! Все бесплатно! FREE! Я в восторге. Кладу себе санкционные сыры с голубой и розовой плесенью. На десерт – чиз-кейк. Запивать буду компотом.

Собрав на своем подносе гору всего, я, абсолютно счастливая, сажусь за один из столов рядом с главной и приступаю к трапезе. Все жадно набрасываются на еду, жуют и глотают. После крайнего куска ястреба я решаю сделать паузу:

– Откуда такая роскошь? – спрашиваю я, вытирая рот. – Видели бы вы столовку «Росинноваций»! Дают миску крахмала и пару шариков соевого мяса, а стоит как хороший бизнес-ланч.

– Нас масоны спонсируют и фонд Сороса, – смеется главная.

– Рептилоиды, – поддакивает кто-то.

– На самом деле, – говорит главная, – вступишь в наши ряды и все узнаешь.

– Если будете так кормить и зарплату платить, то я серьезно задумаюсь об этом, – говорю я, высоко воздымая над столом наколотый на вилку кусок сыра с розовой плесенью.

Я так обожралась, что с трудом воспринимаю новую информацию. Предстоит серьезный разговор и я наливаю себе кофе. Потягивая кофе и оглядывая ряд сидящих напротив меня фемок, я замечаю странную вещь – все они очень похожи друг на друга. Плотные, приземистые, с круглыми носами и квадратными головами, они отличаются только цветом волос – от розового у пресс-секретарши до прозрачного у главной. Все они в роговых очках. Все небольшого роста. Одно из лиц кажется мне смутно знакомым. Я никак не могу понять, где видела его. Наконец, воспоминание снимает с него очки и я понимаю – это та психиаторша из «Росинноваций», которая спрашивала, не лесбиянка ли я на медосмотре.

– Ты же была в «Росинновациях», – говорю я.

– Я все жду, когда ты меня узнаешь? – кивает она с улыбкой, – Да. Это я про тебя рассказала.

– И мы поняли, что ты – та самая. Избранная, – в духе Морфеуса говорит командирша.

– А тебе ничего не будет? – спрашиваю я врачиху.

– Ну, на работе никто не знает, что я состою в организации. И сейчас у меня отпуск, – отвечает врачка.

– Мы бы еще поболтали и отдохнули, но у нас мало времени, – не допускающим возражений тоном говорит командирша, – Поэтому пройдем со мной. Я все объясню.

За нами идут пресс-секретарша и врачиха. Главная подходит к глухой стене в конце модуля, на которой криво висит фото с несколькими учеными в белых халатах. Лицо одного из них, огромного роста и атлетического телосложения, замазано белым корректором и перечеркнуто розовым маркером. Командирша поправляет фотографию и стена с жужжанием отъезжает влево. За ней – бетонный коридор, в конце которого видна металлическая лестница вниз. Спускаемся. Я вижу лабораторию с несколькими креслами, напоминающими стоматологические. Несколько мониторов выключены, только один выводит розовый график на экран. Галогеновые лампы ярко освещают одно из кресел и у меня проходит холодок между лопаток. Я смутно ощущаю угрозу и начинаю волноваться. За креслом я вижу два чана высотой в человеческий рост, один из которых заполнен розовой жидкостью, пузырьки в ней поднимаются со дна. От чана к креслу тянутся черные жгуты, провода и прозрачные трубки.