На Границе Кольца - Расселл Д. Джонс

Место на сиденье освободилось весьма кстати: Крыбыс чувствовал, что ещё немного, и ноги откажут. А толпа была не настолько плотной, чтобы удержать его тело.

Проклятое тело – вспотело, устало! Тело реагировало на страх, и это нормально. Но Крыбыса раздражали естественные физиологические процессы, которые сложно контролировать. Противно, когда инстинкты берут верх, особенно, если считаешь себя повелителем материи.

Он сам создал это тело. Оно обязано подчиняться! Но стоило вспомнить глаза Обходчика – и нижняя челюсть начала предательски дрожать.

Как назло, сиденья в вагоне располагались так, что спрятаться было невозможно. Крыбыс опустил голову, скрестил руки на груди и попытался притвориться спящим, но не получалось.

Главное, чтобы не приняли за больного. В толпе должны бояться заразных людей. Теоретически.

Он не знал, какое поведение здесь считается нормальным, а за какое выгоняют из вагона. А если кто-нибудь вызовет стражей порядка? Что тогда делать – без документов и без знания элементарных правил поведения?

Предательская память вновь вернула беглеца к тому моменту, когда он оглянулся на девичий голосок, а потом поймал взгляд человека, стоящего на верхних ступеньках движущейся лестницы… эскалатора, как его здесь называли. Тяжёлый, замораживающий, невыносимо пронзительный взгляд, в котором Крыбыс прочитал свою дальнейшую судьбу.

Ему повезло, что Обходчик не смог сдержаться и выдал себя. Повезло? Сомнительная удача: без убежища и помощи Крыбыс легко проиграет. Если попробует воспользоваться способностями – тут же выдаст себя. Если сохранит полную нейтральность – погибнет.

Так что – кто знает! – возможно, «просчёт» Обходчика входит в тактику запугивания. Пусть загнанный зверёк трясётся от ужаса, вспоминая! Пусть знает, что не будет ни торга, ни жалости!

Обходчики защищают своё мироздание от незваных гостей. Иногда и от званых тоже. Граница – превыше всего.

Чем дальше на Периферию, тем условнее гостеприимство. Земля так и вовсе считалась закрытой, пока один рьяный сторонник бесконечной экспансии не проложил сюда лаз и не наставил меток.

В мирах поближе к центру всегда можно договориться, найти общину иммигрантов, купить местечко в убежище. Правда, и спрятаться там сложнее. Но зато нет сторожевых псов, готовых без малейших сомнений разорвать чужака на куски…

Поезд сделал несколько кругов по Кольцевой, пока Крыбыс приходил в себя, успокаивал заражённое страхом тело и пытался составить план. Вариантов два: остаться на Земле или искать другой мир, такой же отсталый и непопулярный среди туристов.

Возвращаться было некуда: из родного мира изгнали, а тот, что стал второй родиной, теперь закрыт. Навечно. Для всех. Ни внутрь, ни наружу.

«Пожалуй, не стоило продавать им ту штуку», – подумал Крыбыс. – «Но кто же знал, что они захотят эволюционировать сразу и всем скопом, без промежуточных этапов? Всей планетой уварились до общего разума… А мне теперь отдувайся! И почему я должен отвечать за то, что они сделали? Их ведь никто не заставлял! Я просто выполнил заказ…»

Он вздохнул и огляделся. Как же ему надоели невыносимые идеалисты! Почему они не могут вовремя остановиться? Готовы идти до конца, не думая о том, как себя чувствуют остальные, нормальные и спокойные!

Хорошо, хоть здешние жители были обычными людьми. Это вселяло надежду! Среди тех, кто доволен достигнутым, выживать легче. И Крыбыс пообещал себе больше никогда не связываться с мечтателями.

– Ты обещал, – напомнила Варя.

– Да-да, я готов, – поправив покрывало, Дед присел на неряшливо застеленную постель и посмотрел на племянницу снизу вверх.

Варя стояла с довольным видом, уперев руки в боки, – ни дать ни взять скульптурная композиция «Победа торжествующих детей над покорёнными отцами».

Злата подпирала косяк, не решаясь зайти, но всерьёз опасаясь оставить их вдвоём. Ей всё меньше нравилось происходящее. Ещё на «Баррикадной» было понятно, что «ультиматум» с тремя вопросами и вызывающее поведение девчонки не приведёт ни к чему хорошему.

Дед на взводе, хотя со стороны кажется, что устал и на всё согласен. Подозрительно, что он решил провести вечер вопросов и ответов в комнате у племянницы. Нейтральной территорией была кухня. Или коридор. Здесь же, в своём уютном гнёздышке, Варя чувствовала себя особенно уверенно и вряд ли была готова к неожиданностям…

– Мне как – по очереди задавать или сразу все? – поинтересовалась девушка.

– Давай сразу все, – предложил Дед и ласково улыбнулся.

Злата проглотила комок, застрявший в горле. Что делать, если… если что? Растаскивать их? Деда, конечно, оттащишь! Он уверен, что у него есть полное право распоряжаться жизнью племянницы. А если он так говорит, значит, имеет в виду все значения. Вплоть до буквального лишения жизни.

Никакой закон не защитит глупую девчонку: у Деда хватит квалификации соорудить из трупа куклу и бросить под машину. И всё – ни забот, ни наглых вопросов. И можно не одеваться, чтобы сходить ночью в туалет (последнее особенно раздражало).

Убивать он умеет.

– Ты обещал по-честному, – напомнила Варя, выставив перед собой (и перед носом дяди, соответственно) сжатый кулачок правой руки. – Помнишь? В общем, так… Вопрос номер раз: как ты зарабатываешь на жизнь? – и она отогнула указательный палец.

– Вопрос два: где ты был, когда я родилась? – выпрямила средний – получилась «V», знак победы.

– Вопрос номер три: что произошло с моим отцом? Ты должен знать. Нет, не так… Ты точно всё знаешь! – она даже забыла про третий палец.

Дед опустил голову, почёсал макушку.

– Ты обещал, – в который раз напомнила Варя. – Ну?

Он вновь взглянул на неё, снизу вверх, и глубоко вздохнул, невозмутимый, словно айсберг за секунду до встречи с «Титаником».

– Кто попросил спросить меня об этом? – его спокойствие начало давить, как толща сошедшей лавины. – Кто? Ну?

Варя недоумённо скривилась – и в следующее мгновение он схватил её за выставленный кулачок. Вцепился прямо в «V – победу» из указательного и среднего пальца. Осторожно разжал. Не притягивал к себе – просто держал её розовую ладошку в своих больших смуглых лапищах. И заглядывал в глаза, продолжая мирно улыбаться.

Варя попробовала вырваться – как в тиски попала. В холодные тиски. Ледяные. Она ощутила, как коченеют сначала руки, потом плечи, а затем и всё тело начинает стыть изнутри. Оледенение причиняло режущую, тягучую боль, словно каждая клеточка медленно умирала от невыносимого мороза.

Дядя внимательно и с некоторой нежностью смотрел и ждал ответа. Он показался ей огромным, как гора. Чужой человек, чужой и ужасающе холодный.