Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резолюция ЦК была короткой: «По мнению отделов ЦК КПСС, принимать в Москве указанных лиц нецелесообразно».
18 мая в Лозанне состоялось чрезвычайное заседание Исполкома МОК. Делегация США через вице-президента МОК румына Александра Шиперко передала советской стороне следующие предложения о гарантиях, представленные лично Рейганом:
– въезд всей советской делегации в США без виз;
– все спортсмены и официальные лица делегации будут рассматриваться американскими властями как гости Соединенных Штатов Америки;
– правительство США дает гарантии безопасности каждому советскому спортсмену в отдельности и всей делегации в целом;
– действия антисоветских группировок будут запрещены.
Шиперко добавил, что американские власти готовы пойти и на другие уступки, если СССР проявит интерес к вышеперечисленным предложениям. В отчетной записке в ЦК КПСС Грамов написал: «Полагаем целесообразным оставить предложение американской стороны без внимания…»
* * *
Из интервью с Вячеславом Колосковым, в то время вице-президентом ФИФА:
«19 мая в Цюрихе на Исполкоме ФИФА должны были выбирать место проведения чемпионата мира по футболу 1990 года. Кандидатур было две – СССР и Италия. Причем наши шансы были явно предпочтительнее. Но только до тех пор, пока не было принято решение о неучастии СССР в Играх. Президент ФИФА Авеланж лично звонил Грамову дважды: умолял прислать в Лос-Анджелес хотя бы футбольную сборную. Это, прежде всего, давало ему моральное право самому поддерживать кандидатуру СССР, а во-вторых, он искренне переживал за меня, ведь я тогда был председателем оргкомитета по проведению в Лос-Анджелесе олимпийского футбольного турнира.
В Цюрихе разговоры вокруг неучастия СССР в Играх велись постоянно. Большинство высказывалось с сожалением: еще была свежа в памяти московская Олимпиада, рекорд которой по посещаемости футбольных матчей (1,7 миллиона зрителей) не побит до сих пор. Тем не менее наше преимущество в выборной кампании таяло с каждым днем. За двое суток до голосования СССР, по моим сведениям, имел на два голоса больше, чем Италия, но окончательный счет оказался 13:6 не в нашу пользу. Так мы лишились чемпионата мира – на долгие десятилетия, если не навсегда…»
В конце мая в Праге состоялось экстренное совещание руководителей спортивных министерств соцстран, на котором были определены окончательные сроки и места проведения альтернативных Играм соревнований «Дружба-84». Альтернативными их, естественно, нигде не называли, хотя они, несомненно, являлись именно таковыми. Каждая из поддержавших СССР стран старалась заполучить наиболее «медальные» для себя виды. Так, например, турнир по штанге был отдан Болгарии, по боксу – Кубе, по легкой атлетике – ГДР. Почувствовав, что СССР в благодарность за поддержку своего неучастия в Лос-Анджелесе готов на любые уступки, кубинский зампред (с возгласом «Если вы откажете, Фидель меня убьет!») пытался даже добиться, чтобы от страны-организатора в соревнованиях выступали по два боксера в каждой категории, однако был вынужден умерить амбиции после предложения польского спортивного замминистра Рыбы: «Давайте пойдем навстречу кубинским товарищам. Но при условии, что оба кубинских боксера встретятся между собой в первом же поединке!»
Из представителей соцлагеря в Лос-Анджелес приехала только Румыния. Когда ее спортсмены вышли на стадион на церемонии открытия Игр, трибуны встали и устроили овацию.
Точно такую же овацию изо дня в день во время турнира тяжелоатлетов устраивали вице-президенту Международной федерации тяжелой атлетики Николаю Пархоменко. Во время Игр он был обязан находиться в зале в составе жюри. Перед началом соревнований генеральный секретарь федерации венгр Тамаш Аян тихо поинтересовался у Пархоменко, нужно ли вообще его представлять официально, – боялся эксцессов. Пархоменко ответил утвердительно. Когда Аян произнес в микрофон: «Николай Пархоменко, Советский Союз», зал взорвался аплодисментами.
* * *
«Что мы потеряли?» Этот вопрос сразу же после заседания НОК, где все присутствовавшие единогласно проголосовали за неучастие (а какой еще у них был выход?), председатель украинского спорткомитета Михаил Бока задал главному тренеру сборной по легкой атлетике Игорю Тер-Ованесяну. «Как минимум три года», – последовал мгновенный ответ.
Президент Международной федерации гимнастики Юрий Титов несколько лет спустя по этому поводу заметил:
– Потеряли мы от того решения действительно, много. Гимнастика – вид спорта, скажем так, малообъективный, но до Игр в Лос-Анджелесе диктовали там правила игры все-таки мы. А после того как решение о неучастии СССР в Играх-84 было принято, я почувствовал, как отношение судей стало меняться. На всех соревнованиях нас стали прижимать, каждая спорная ситуация немедленно трактовалась не в нашу пользу. С другой стороны, по-сумасшедшему прогрессировала Америка. Первый гимнастический бум в этой стране был после мюнхенской Олимпиады. Точнее, после показательных выступлений в США, в которых участвовала Ольга Корбут. Второй, гораздо более сильный, – после Лос-Анджелеса, где в многоборье победила Мэри-Лу Реттон. Именно тогда ее тренер Бела Кароли получил в Америке «зеленую улицу» и солидную спонсорскую помощь, а гимнастика (особенно женская) стала быстро развиваться. Мы же отбросили самих себя на несколько лет назад…
Оценить в годах ущерб, который бойкот-84 нанес нам в экономике и политике, оказалось еще сложнее. Ни одна уважающая себя страна не хотела иметь дело с правительством, собственными руками лишившим свой народ Олимпийских игр. Не случайно бойкот американцами Игр в Москве в 80-м стоил Джимми Картеру президентского кресла.
В 1999-м мне ужасно хотелось пообщаться с кем-либо из тех, кто принимал решение 5 мая 1984 года. Это оказалось сложно. После распада СССР Гейдар Алиев стал президентом Азербайджана, Эдуард Шеварднадзе – Грузии, Петр Лучинский – Молдавии. С Горбачевым я почти что договорилась встретиться: бывший президент СССР собирался в Париж – на презентацию своей очередной книги, и его пресс-секретарь по телефону пообещал, что сделает все возможное, чтобы встреча состоялась хотя бы в аэропорту.
Поздно вечером раздался звонок: «Я доложил о вашей просьбе Михаилу Сергеевичу. Он сказал, что мало что помнит и не считает нужным разговаривать на эту тему. Вот если бы у вас был политический вопрос…»
Впечатление о городе нередко складывается по какой-нибудь одной картинке. Увидишь мельком – и врезалось в память на всю жизнь. Такой барселонской картинкой для меня стал вид, который открывался из громадного окна гостиницы «Плаза», где я остановилась в 2003-м, когда приехала в Барселону на чемпионат мира по водным видам спорта.
У этого окна я иногда стояла часами. С него начиналось утро, им заканчивался вечер. Вроде бы ничего особенного: площадь, которую изгибами обтекают два полукруглых пыльных здания. Неработающий фонтан. Редкие прохожие…
Иногда я закрывала глаза, и картинка оживала. Зажигались разноцветными огнями фонтаны, как бы стекающие водопадом с самого верха горы Монтжуик к ее подножию, по сторонам от них бурлили и бушевали такие же разноцветные реки людей с крохотными светляками фонариков в руках, а на фасадах зданий, в одном из которых располагался главный пресс-центр Олимпийских игр-1992, проступали двадцатипятиметровой высоты портреты двух выдающихся атлетов современности – Сергея Бубки и Майкла Джордана…