Мистер Пропер, веселей! - Василий Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чё молчишь, красава?
– Да я чё. Говно вопрос, Эдик!
– Ну так мы с братухой за тобой уже едем.
* * *
– Бумер, колись давай, чё вчера было? – с надеждой в голосе спросил Директор, едва закончился неприятный разговор с нервным бандитом.
Не отрывая ухо от телефона, он выбрался из ванны и досуха растирался полотенцем.
– Классно оторвались! – ответил Бумер.
Его немногословие убивало.
– А чё вообще было? Ну, в деталях, – попытался осторожно выведать Директор, оттягивая перед зеркалом нижнее веко.
Он не хотел, чтобы Бумер знал о его провалах в памяти. Но Бумера было не провести. Когда-то до укуса клеща он прилично закладывал за воротник, и такой симптом, как частичная утрата памяти, был ему знаком не понаслышке.
– Да ты ни х-х-хуа ж не помнишь, ёббб-бб-банавро! – радостно констатировал он.
– Я всё помню. В целом.
– Ни хххуа ты не помнишь. Не мзди.
– Помню.
– Не помнишь, сцуко! По науке это называется перфорационная память! Вторая стадия алкоголизма!
– Не умничай, сцуко, – обмотавшись полотенцем, Директор вышел из ванной.
– А третья стадия, знаешь, как называется? Сумеречное сознание!
– Да ты ебанулся, как пить бросил!
– Ни хуа. Литературу надо читать специальную.
– А я думаю, Бумер, это тебя от энцефалита не долечили, – ответил Директор, одновременно пытаясь определить, какие трусы из бельевого ящика следует признать наиболее свежими.
– Зато я пить бросил. И всё помню. До мельчайших подробностей.
– И я помню, нах. Помню, как ты танцевал стриптиз, реально!
– А дальше?
– Дальше? – Директор задумался, прыгая на одной ноге и продевая другую в трусы.
– Бу-га-га-га-га! Ни хуа не помнишь!
Оба помолчали.
– А было вот что, – снизошёл Бумер. – Вы с этой бабой набухались, и я отвёз вас домой.
– Каждого в свой дом?
– Ни хуа-а-а-а. Я отвёз вас к тебе домой. В твою «нехорошую» квартиру.
У Директора упало сердце. Он застыл в плотно облегающих «боксерах» посредине разорённой комнаты.
– Сначала я хотел развести вас по домам, но в машине ты эту бабу развёл реально, и она согласилась поехать к тебе.
– Не мзди, сцуко!
– Бля буду.
– Да как я её развёл? – Директор внимательно оглядел себя. – Я толстопузый, несексуальный, грубый мужлан без чувства юмора!
– Ты сказал, что дома у тебя есть «Бейлис».
Пустая бутылка «Бейлиса» в углу комнаты у дивана подтверждала слова Бумера.
– Да?!
– Да. А она сказала, что это её любимый напиток.
– Да?!
– А потом она спросила тебя: «Зачем ты купил „Бейлис“?». А ты ответил: «Для ёбли-с».
– Да?! Я так сказал?! – Директор схватил себя свободной рукой за волосы. – Гусарский юмор!
– Ага. Но вы оба ржали как резаные, так что совсем меня за-эбали!
– Бумер, скажи, что мздишь, и я прощу тебе коробку сигар, которую ты мне должен, и ещё, так и быть, нах, подарю свою.
– А чё ты хочешь? Узнать правду или чтобы твой лучший друг целый месяц курил ахх-х-х-х-хуительные сигары?
– Правду.
– Тогда так: я отвёз вас к тебе домой и видел, что, пока вы шли к подъезду, ты реально держал эту блондинку за жопу! Вот так, нах, – Бумер издал губами сочный звук.
В этот момент в коридоре радостно пиликнул домофон.
– Кто? – спросил Директор.
– Отворяй, красава! – крикнули снизу.
Директор окинул взглядом часть комнаты, видимую из коридора, и сказал:
– Я лучше сам спущусь. Подождите.
– Ах ты, сука, папуас! Гвинея-Бисау! – выругался Эдик, когда его старый «крузак» подрезала пассажирская «газель».
– Это не «газели», а бешеные бегемоты, – ровным голосом ответил сидевший рядом брат Эдика и посмотрел холодным немигающим взглядом рептилии.
Имя у него было Паша, но все звали его «Змей» из-за фантастического устройства зрачка, радужной оболочки и век. Змей тоже принадлежал к преступному сообществу. Но если Эдик был нервный бандит, то Змей был бандит странный.
Директор сидел на заднем сидении «крузака» и, приняв вальяжную позу, наблюдал за обоими. Ему приходилось часто и широко зевать, чтобы скрыть нарастающую нервозность.
– Ты пойми, не могу я без этой бабы, не могу! – стенал Эдик. – Чую, всё, ушла она от меня с концами.
– Обидел ты её, – ответил Змей, – а женщину обижать нельзя. Потому что женщина – цветок!
– Да-а-а-а… – вздохнул Эдик.
– Вся вселенная зависит от женщины. Всё на земле и на небе – от женщины. Птицы, рыбы, животные и человек – от женщины. Великая, – Змей воздел очи, – гармония. Всё потому, что женщина – цветок!
Эдик покосился на брата, но ничего не сказал.
– Можешь ругаться, материться можешь, убивать даже можешь по необходимости, грабить, но женщину не обижай. Красоту природы не тронь нечистыми своими руками. Потому что женщина – цветок!
Минуты две братья молчали.
– Слышь, Змей, – нарушил тишину Эдик, – тебе не надо траву курить.
– Почему? – Змей медленно улыбнулся своими тонкими сухими губами и остановил на Эдике немигающий взгляд.
– А потому что тебе не надо!!! Ты и так ёбнутый!!! – заорал Эдик и ударил обеими руками по рулю. – Ты без всякой травы на всю башку на хер ёбнутый!!!
Змей снова улыбнулся и ничего не сказал.
– Вот скажи, – поостыв, продолжал Эдик, – вот скажи, как с тобой играть в эти… в моргалки, то есть в гляделки? Как? Ты же никогда не моргаешь! Кто-нибудь когда-нибудь тебя переглядел?
– Никто.
– Вот. А в детстве, помнишь, как мы играли?
– Помню.
– Ты всегда, всегда выигрывал! Всегда.
– Всегда.
– Вот! Вот поэтому я такой нервный! Смотрю, смотрю в твои шары змеиные, а толку никакого. Час смотри, два смотри, всё равно ты ни хрена не моргаешь! Ты психику мне нарушил, гад! – Эдик снова ударил руками по рулю и агрессивно замолчал.
На некоторое время повисла пауза.
– Пожрать куда-нибудь заедем? – спросил Змей.
– Пожрать? – Эдик обернулся через плечо и одним глазом посмотрел на Директора. – Красава, ты как насчёт пожрать, а?