Страна овец - Илья Шумей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но главной проблемой являлось то, что Паша никак не мог определить, кто и откуда в него стрелял. Ведь в данном случае некто действовал именно против него. Но вокруг себя Перфект ощущал лишь тупую, упрямую ярость, направленную мимо него, в глубь тоннеля. Никто из нападавших не был нацелен на него лично. Кто же стрелял? Он всматривался в окружающее пространство всеми своими чувствами, но не мог ничего нащупать…
Вторая пуля ударила в плечо, раздробив сустав и полностью выведя из строя левую руку. Перехватив трубу, Паша завершил удар, свалив еще двоих. Проклятье! Теперь он не сможет орудовать ей так же быстро, как прежде, и мимо него можно будет проскользнуть! Краем глаза он заметил, как по полу, цепляясь пальцами за кафель, ползут несколько человек, которым он перебил голени. Это не страшно, с такой скоростью они далеко не уползут, но вот если он пропустит кого-нибудь здорового… Паша начал пятиться к тоннелю, чтобы сократить пространство для обходного маневра. Здесь, правда, было меньше места и для трубы, но чем-то надо было жертвовать.
Кто же, кто стреляет!? Перед ним мельтешили пустые лица, руки, сжимавшие столовые ножи и обломки мебели, но все это предназначалось не ему. Его сознание нащупывало вокруг лишь пустоту, словно пули прилетали из ниоткуда, или… Или же это действовал другой Перфект! Такой же холодный и бесчувственный, как и Паша, он не оставлял следов на эмоциональной картине происходящего, а потому оставался невидим для его внутреннего ока.
Увы, но озарение пришло слишком поздно, практически одновременно с третьей порцией свинца.
Выпавшая из рук труба дребезжа покатилась по каменному полу. «Поврежден позвоночник! Поврежден позвоночник!» - полыхало в мозгу в то время, как окружающий мир неторопливо переворачивался перед Пашиными глазами. Перфект повалился на пол, привалившись спиной к ограждению на краю платформы. Его лишившиеся контроля руки и ноги разметались в стороны безвольными плетьми. Он видел, как люди пробегают мимо него, перелезая через заборчик и спрыгивая на рельсы, но не мог пошевелить даже мизинцем, чтобы хоть как-то им помешать.
Немного погодя в его поле зрения показались две ноги, чей обладатель, в отличие от остальных, никуда не торопился. Чья-то рука взяла Пашу за подбородок и откинула его голову назад так, что он смог увидеть того, кто стоял перед ним.
-Я так и понял, что это ты, Влад, - прохрипел он, с трудом шевеля непослушными губами, - а мы тебя уже обыскались.
-Я знаю, - Влад отступил назад, подняв сжимавшую пистолет руку, - извини, Паш, но мне надо закончить мою работу. Ничего личного, просто сегодня такой неудачный день.
-Это ты верно подметил, - согласился Паша, медленно заваливаясь набок, - неудачный…
По губам Перфекта скользнула странная улыбка, да так и застыла. Его глаза потухли, устремив взгляд в бесконечность.
Предельно чуткий слух Влада вдруг выловил из окружающей какофонии еле различимый посторонний звук. Какое-то размеренное попискивание. Он резко развернулся, отыскивая его источник, и еще успел увидеть, как на маленькой металлической коробочке, запрятанной в трещину на колонне, в последний раз мигнул зеленый огонек.
Стены тоннеля озарила короткая белая вспышка и тут же по моим ушам словно ударили две огромных ладони. В следующее мгновение я обнаружил себя лежащим в проходе между сиденьями, и сверху на меня сыпалось сверкающее крошево выбитых стекол. Наверное, примерно такой вид открывается для лежащей на дне сковороды телячьей отбивной, которую посыпают солью.
В нос ударил резкий запах гари. Ох! Не слишком ли образное сравнение я выбрал?
Я перевернулся на живот и, хватаясь за поручни, попытался подняться на ноги. Вагончик трясло и раскачивало как на разбитом проселке, но он продолжал ползти вперед. Все звуки куда-то исчезли, оставив вместо себя тонкий противный звон в ушах. А голова… то что с ней происходило, уже нельзя было описать как просто боль, это уже переросло ее рамки и отправилось дальше. Очень хотелось ее просто оторвать и выбросить куда подальше, все равно соображать в теперешнем состоянии она была не способна.
С трудом осилив подъем на четвереньки, я подполз к лежащему на сиденье старику.
-Господин Председатель! – произнесли мои губы, но я ничего не услышал и повторил погромче, - господин Председатель!!!
Я потеребил его за плечо, немного испугавшись собственной фамильярности.
-Георгий Андреевич! Вы меня слышите?
Никакого эффекта.
-Господин Председатель!!! – заорал я что было сил, тряся его за плечи. Едкий холодный червячок, что заворочался где-то в районе желудка, похоже, раньше меня понял, что случилось. А вот я не понимал, точнее, отказывался понимать, поскольку меня совершенно не прельщала перспектива оказаться наедине с еще теплым трупом столь влиятельного человека, - Господин Председатель!!!
Вагончик содрогнулся в последний раз и остановился, в разбитые окна хлынул яркий свет. Сквозь мерзкий звон в ушах потихоньку начали просачиваться и прочие звуки: топот шагов, голоса, бряцанье оружия. Щурясь и прикрывая глаза рукой, я поднялся на ноги и огляделся.
-Приехали, - пробормотал я, поднимая и вторую руку. Такого количества вооруженных до зубов полицейских разом я не видел еще никогда.
***
Клок! - Кр-р-рланг! – Клок! – Кр-р-рланг!
Древние напольные часы занимали в приемной Александра Саттара одно из центральных мест. Их хитроумный механизм столь неспешно отсчитывал время, что казалось, будто он тщательно разгрызает и вдумчиво пережевывает каждую секунду, прежде чем отправить ее в небытие. Матово поблескивающий маятник время от времени мелькал сквозь завесу из цепей и гирек, словно украдкой подглядывая за ожидающими приема посетителями. Такая утонченно-садистская подготовка должна была напоминать им о мелочности и суетности земного бытия и подготавливать их к встрече с Великим.
Впрочем, сегодня все эти усилия пропадали впустую, поскольку одна из двух женщин, сидевших на кожаном диване, приходилась Саттару-Младшему матерью, а вторая была его дочерью. Несмотря на то, что их разделяло около пятидесяти лет, упрямые гены смогли пробиться через два поколения, и было ясно, что уже скоро Юлия Саттар обретет такую же аристократическую угловатость черт лица, как и ее бабка.
В отличие от внучки, Миранду Саттар судьба не облагодетельствовала богатством и высоким положением с самого рождения. Ее долгий путь к самым вершинам властной элиты был извилистым и трудным. В своем восхождении она полагалась больше не на искусство соблазнения (хотя куда же без этого), а на ум, живой и гибкий. Сколько раз ее советы, подсказанные женской интуицией, помогали Председателю Лиги выпутываться из казавшихся безнадежными ситуаций, да еще и с выгодой! К сожалению или к счастью, но именно на этой ее «полезности» и держался их брак все эти годы. Георгий Саттар ценил свою супругу в первую очередь как исключительно ценного помощника, советника и друга, и только потом как женщину. А Миранде хватало ума понимать, что такова цена благополучия ее самой и ее детей. Она всегда четко знала свое место и пределы, до которых может доходить в своих желаниях и претензиях. Такова доля Первой Леди – вечно быть тенью своего супруга, а если и сиять, то лишь его отраженным светом.