Песчаная буря - Сергей Зверев

Батяня осекся. Не следовало рассказывать про наряды вне очереди и отношения между курсами. Школьники как-то сразу встрепенулись, словно ужасы какие услышали, да и учительница кашлянула, намекая майору на то, что столь юным слушателям лучше не открывать всей правды.

Батяня встряхнулся и продолжил:

– Обычно конкурс в это необыкновенное училище составляет до двадцати пяти человек на одно место. Это вам не в гражданское учебное заведение поступать, парни. Что творится в эти дни на приемных экзаменах – отдельная песня. Скажем коротко, торжествует нормальный принцип естественного отбора: «Человек человеку – друг, товарищ и волк». Самый порядочный ответ на наивную, озвученную по школьной привычке просьбу о подсказке, короток и конкретен так же, как залп расстрельной команды: «Фиг тебе!» Куда хуже бывает, если тебе с доброжелательным, товарищеским видом подскажут совсем не то. После такой вот помощи наивный абитуриент оглашает безутешными рыданиями коридор, ведущий к дверям приемной комиссии, а потом идет забирать документы, проклиная подлое коварство.

Учительница кашлянула еще сильнее. Детишки и вовсе рты распахнули.

Батяня собрался с мыслями и велел себе впредь не касаться подобных тем. Он решил немного разбавить рассказанное. Детям действительно не стоит знать всей правды.

– Но вот экзамены и мандатная комиссия позади. Невероятное свершилось! Поступил! Пацаны, пьяные от телячьего восторга, летят на почту отбивать мужественные, хвастливые телеграммы и не догадываются, что это вот и есть самые счастливые мгновения в их жизни. Конечно, потом они испытают еще много хорошего, но даже самые радостные минуты уже будут охлаждаться отрезвляющей струйкой опыта и пониманием того, что счастья без довесочков не бывает. А сейчас – вот оно, без конца и края. Дальше в жизни будет только хорошее, ибо самое трудное позади.

Наверное, смелость – это отсутствие опыта. Или незнание, как вам удобнее.

Проза начинается быстро, уже на следующий день. Переодевание в форму, самую настоящую! Даже кисловатый запах дезинфекции, пропитавший ее насквозь, кажется парням таинственным, волнующим. Он ведь тоже настоящий, из мужского, взрослого мира. Увесистые яловые сапоги, надетые впервые в жизни, делают тебя в собственных глазах почти ветераном. Новенькая тельняшка принимается из рук сонного прапорщика с благоговением, словно плащ мушкетера из рук капитана де Тревиля. Впору преклонить колено, как при посвящении в рыцарский сан.

Батяня сделал небольшую паузу, хотел было полюбоваться произведенным эффектом, но увидел лишь страх, растущий в глазах малолетних слушателей.

Тем не менее он решил продолжить рассказ:

– А чего стоит проверка выданных противогазов! Сладко-жутковатое замирание сердца в прожаренной солнцем палатке, взгляд намертво прикован к склянке с хлорпикрином в руке майора-химика, выливающего таинственную жидкость на траву. Ты панически задерживаешь дыхание, а когда становится совсем уже невтерпеж, судорожно, с опаской глотаешь понемножку воздух, пахнущий жаркой резиной. Ты изо всех сил сдерживаешься, чтобы не рвануть вон из этого жуткого брезентового полумрака. Но нет, ничего, вроде выдержал…

Тут Батяня припомнил собственное поступление, все радости и трудности, воодушевился и сменил тему:

– К выданной форме надо пришивать невообразимую кучу всяческого барахла – погоны, шевроны, петлицы, подворотничок. Разумеется, получается вкривь и вкось. Отпарываешь и опять пришиваешь криво. Это понятно с первого взгляда даже тебе самому. После пятой попытки исколотые пальцы напрочь отказываются держать иголку. В глубине души накаляется жар едкого раздражения к этим атрибутам, которые всего пару часов назад ты готов был качать на руках и орошать слезами умиления. Начинаешь вдумываться, почему нельзя пришивать все эти прибамбасы прямо на фабрике, одновременно с пуговицами? Это же самое настоящее издевательство.

Наконец все пришито, даже довольно ровно. Начинаешь ощутимо уважать себя. Мол, смог, добился, выдержал!.. Вот тут и появляется хитрющий сержант со школьной линеечкой в руках. Он строит отделение, осматривает каждого, дотошно вымеряет расстояние пришитых знаков различия от края плеча, плечевого шва, обреза петлиц и так далее, и тому подобное. Итог один – все не так, надо переделать, никуда не годится.

Ты, естественно, возмущаешься. Опять?! Из-за несчастной пары миллиметров?! Народ пытается трепыхаться и убедить сержанта в несущественности предъявляемых требований. Но тот лишь усмехается. Ничего, обычное дело, сырье тоже трепыхается, когда его втягивает машина для последующей обработки.

Так начинается КМБ, курс молодого бойца, или карантин, как его чаще всего теперь называют. Месяц до начала основных занятий и принятия присяги. Что-то вроде чистилища, мелкого фильтра, дающего последний шанс задуматься, прислушаться к себе. Оно, мол, тебе точно надо, парень? Если не очень, то лучше сразу спрыгнуть с подножки поезда, набирающего скорость, вернуться домой под родительское крыло, не создавая проблем ни себе, ни министерству обороны с его управлением образования, в реестры которого ты пока еще не внесен окончательно. Работает это чистилище – будь здоров!

Учительница поерзала на стуле, потом искоса глянула на майора. Она понимала, что он, наверное, просто не отличает школьников от призывников или же думает, что такими ужасами невозможно испугать даже детей.

Но потом женщина вдруг нашлась, уловила момент и попросила:

– Товарищ гвардии майор, а расскажите нам, пожалуйста, о прыжках с парашютом. Наверное, страшно в первый раз прыгать?

Батяня прекрасно понял причину такого вопроса. Он, конечно же, произвел на школьников жутковатое впечатление. Учительнице это ясно.

Майор постарался ответить как можно мягче:

– Первый прыжок. Ранний подъем, на удивление вкусный, но совершенно не лезущий в глотку завтрак, получение парашютов и ножей-стропорезов. Кстати, стропорезы, эти таинственные десантные кинжалы, о которых на гражданке ходит столько легенд, оказываются вполне невинными ножичками, размером и формой смахивающими на рыбку. Никаких лезвий дьявольской остроты. Режущие кромки оформлены под хлеборезные пилки. Эбонитовые рукоятки с дырочками для стропы. Дешево и сердито. Никто не украдет. Таким кинжалом и не похвастаешься толком, вид у него уж больно непрезентабельный. А стропы режет хорошо, тут сказать нечего. Словом, стропорез – это воплощенная мечта любого конструктора военной техники. Он дешев, сердит, отлично выполняет назначенную функцию и не ценится на гражданке. – Батяня почувствовал, что уходит в сторону от темы, и поправился:

– Первый прыжок, короче. Деловитый гул транспортных самолетов на аэродроме. Эскадрилья работает, как отлично налаженный конвейер. Один борт загружается, второй набирает высоту, третий выбрасывает парашютистов. Выпускающими работают опытные сержанты, устраняющие любую твою оплошность. Иногда, правда, ругают, но куда же без этого?.. Хлопок твердой ладони по спине, шаг за борт, ледяной ожог ветра, наполнивший душу тошнотворным животным ужасом, длящимся то ли вечность, то ли мгновение, вспышка солнца перед вытаращенными глазами и гигантская медуза – купол парашюта, закрывший полнеба. Тишина оглушает, приходится стискивать зубы, чтобы сдержать восторженный поросячий визг, отчаянно рвущийся наружу.